Аракчеев: Свидетельства современников - [39]

Деятельность Аракчеева в делах артиллерии столько понравилась Императору Александру, что он сделал его еще в 1805 году военным министром[277], с званием генерал-инспектор всей пехоты. Император все возможное делал, чтоб поддержать его силою в лучшем мнении общества. Назвал полк его именем, чему тогда не было примеров; велел отдавать ему от войск царские почести; ездил к нему в гости в село Грузино. Но Аракчеев, наконец, был недоволен нерадивостию Императора к делам войск во время Шведской войны в 1808 году; редко мог добиваться к нему с докладом дел, один раз даже выказавши Императору, что он его беспокоит собственно потому, что армия не его, но Его Величества, тогда Император прислал ему Андреевский орден, тот самый, который он сам носил. Однако Аракчеев на другой же день, удержав собственноручный Императора рескрипт на этот орден, — орден самый отвез Императору обратно, с извинением, что он сам признает себя его не заслужившим. В его министерство Император иногда его укорял, что его подчиненные крадут, — и он ему отвечал, что и он сам то же бы сказал, но что ущения за его послабление на это преступление он не заслуживает, ибо виновные всегда преданы суду. Он желал иметь более власти, а Император отзывался: «Что, разве тебе хочется быть Потемкиным?» Невзирая на сие, он подписом своим усилил Аракчееву врученное, дав ему, Аракчееву, неограниченную власть[278] в Финляндии в зиму на 1809 год, когда там был главнокомандующий Каменский[279], а второй генерал Барклай де Толли. Надобно было войскам нашим по льду перейти во двух местах через Ботнический залив; Аракчееву идти с Алан[д]ских островов, Барклаю в самом узком месте залива к северу, а Каменскому из Торнео идти берегом залива к Стокгольму же. Последние два исполнили на них возложенное, а Аракчеев пробыл несколько времени на Алан[д]ских островах и, не ведая, что его передовой отряд перешел залив, находился на пути к Стокгольму, не решился с своим главным войском идти туда же. В Стокгольме [в] это время сделалась перемена в правительстве! Густава IV свели с престола и возвели на него его дядю Карла XIII[280], а сей тотчас выслал предложение о мире с Россией, который и заключен с присоединением всей Шведской Финляндии к России. Тогда Император [спрашивал] Аракчеева, что он не перешел через Ботнический залив, и когда сей ему приводил, что это было бы подвергать войска к неминуемой гибели, что и без того желание Его Величества исполнилось в заключенном мире. Тогда сей отвечал ему: «Все-таки было бы лучше, когда бы знали, что мы были в Стокгольме».

По заключении мира со шведами Аракчеев решительно просил себе увольнение от Военного министерства, Император несколько этому противился, но при учреждении Государственного совета с начала 1810 года назначил Аракчеева в оном Совете председателем Военного департамента, а военным министром Барклая де Толли.

Сим кончились на время частые сношения между Императором и графом Аракчеевым. Иногда Государь посылал ему на рассмотрение хозяйственные представления Барклая де Толли.

В начале же 1812 года Император Александр, отъезжая из Санкт-Петербурга к западной границе своего государства для приготовления встретить огромную нападающую силу всей Западной Европы под знаменами французского императора Наполеона, взял с собою, так сказать, лучшее извлечение своего совета Государственного, всех его председателей и государственного секретаря Шишкова. Итак, Аракчеев был в этом числе, но совершенно праздным, ибо начальником военных дел был Барклай де Толли <…>

Аракчеев мне сказывал, что он был совершенно празднен, доколе, наконец, наша армия отступила в укрепление лагеря на Двине у Дрис[с]ы[281]. Тогда он, [видя] крайний беспорядок в управлении войсками, однако давно решился войти к Императору с докладом <…> и со слезами предложил ему, при таком расстройстве военных дел, свою службу, какую бы то ни было. Император, также плача, обнял Аракчеева, приняв его предложение <…>. И вот начало его следующей деятельности в государстве, бывши всегда чужд всякого знания и своего отечества, в делах государственных совершенный слепец, даже никогда о них и не говоривший, так что во время моей служебной с ним связи, с 1814 по 1825 год — всего 11 лет, я ни 11 минут о государственных делах с ним не говаривал, хотя и имел в них его полную доверенность, даже невзирая на его на меня злобствование <…>

Начиная от Дрис[с]ы Аракчеев был все это время уже неотлучен от Императора Александра, хотя дел чрез его руки шло немного, ибо все производилось полководством, в котором скончавшегося Кутузова место заступил Барклай де Толли. Но способность Аракчеева, гражданская или военная, очевидно имела недоверенность государя, которому Аракчеев нравился только по старинному его предубеждению к своему фронтовому учителю и крайней Аракчеева готовности и деятельности исполнять ему от Государя приказанное и натолкованное. Аракчеев был самый опасный придворный, ибо он не видел, не знал, не имел и не хотел видеть и знать высокие достоинства в Государе его отечества; он с заботливостью высматривал и выкапывал все его государственные слабости, их лелеял, [по-собачьи как им угождать, притворяясь <…> простяком и невеждою в сравнении с Государем, всегда приговаривая по-своему: «Вы, батюшка Ваше Величество, все знаете, а я ничего, ибо учен я на медные деньги».