Аракчеев: Свидетельства современников - [121]

Клейнмихель, служивший при Аракчееве, участвовал в этом следствии…

Губернатор превратил свой дом в застенок, с утра до ночи возле его кабинета пытали людей. Старорусский исправник, человек, привычный к ужасам, наконец изнемог, и, когда ему велели допрашивать под розгами молодую женщину, беременную во второй половине, у него недостало сил. Он взошел к губернатору — это было при старике Попове[617], который мне рассказывал, — и сказал ему, что эту женщину невозможно сечь, что это прямо противно закону; губернатор вскочил с своего места и, бешеный от злобы, бросился на исправника с поднятым кулаком: «Я вас сейчас велю арестовать, я вас отдам под суд, вы — изменник». Исправник был арестован и подал в отставку; душевно жалею, что не знаю его фамилии, — да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту, скажу просто, геройства: с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое чувство.

Женщину пытали, она ничего не знала о деле… однако ж умерла[618].

Да и «благословенный» Александр умер. Не зная, что будет далее, эти изверги сделали последнее усилие и добрались до виновного; его, разумеется, приговорили к кнуту. Середь торжества следопроизводителей пришел приказ Николая отдать их под суд и остановить все дело.

Губернатора велено было судить Сенату…[619], оправдать его даже там нельзя было. Но Николай издал милостивый манифест после коронации; под него не подошли друзья Пестеля и Муравьева — под него подошел этот мерзавец. Через два-три года он же был судим в Тамбове за злоупотребление власти в своем именье; да, он подошел под манифест Николая — он был ниже его. <…>

М. С. Муханова [620] Из записок

V

Когда Государь Александр Павлович кончил жизнь, отец мой[621] поехал в Петербург поздравить Николая Павловича с восшествием на престол.

Императрица Мария Феодоровна спросила его об Аракчееве. Отец мой стал говорить искренно, что он думал о нем. Тогда она сказала: «Ах! пожалуйста, не говорите об нем дурного, это был друг Императора Александра». Тут вошел Великий князь Николай Павлович и увел моего отца к себе в кабинет. «Не говори матушке об Аракчееве, — ты ее расстроишь», — сказал он. «А вам могу я говорить?» — «Мне, конечно, ты можешь все говорить». — «Ну, так я вам скажу, что пока вы здесь церемонитесь с вашим братом в том, кто должен взойти на престол, Аракчеев занят тем, чтобы разыскивать убийц своей любезной. Все тюрьмы новгородские полны, и у него множество царских бланков, так что он может ссылать в Сибирь кого ему угодно». — «Хорошо, что ты мне это сказал, — отвечал Великий князь, — я сам ничего не могу сделать, но сегодня соберу Государственный совет, который немедленно пошлет курьера взять бланки. Я не могу тотчас удалить Аракчеева, так как он был дружен с моим братом, но ты можешь всем сказать, что при мне он не будет иметь той силы, которую имел». Так и было исполнено. Чрез несколько дней Аракчеев приехал в Петербург и представился Императрице Марии Феодоровне. После сего она рассказывала батюшке, как он ее тронул, как он распростерся у ее ног. «Ну, что же ты ничего не говоришь, Сергей Ильич?» — спросила она. «Да вы запретили мне говорить». — «Теперь я требую, чтобы ты сказал, что думаешь», — говорила Императрица. «Я думаю, — отвечал отец мой, — что Аракчеев совсем не так расстроен, как вы воображаете, и в доказательство я приведу вам то, что после смерти этой скверной женщины, которую он любил, он был так расстроен, что не мог приехать в Государственный совет шесть недель, а теперь приехал и занял свое место, чтоб его не потерять». — «Я вижу, как ты его не любишь», — сказала Императрица.

Великий князь Николай Павлович поручил батюшке везти тело Александра Павловича из Москвы в Петербург. Когда он сопровождал тело, то Аракчеев выехал навстречу из Грузина в трауре и просил позволения сесть на дроги, в головах у тела. Батюшка не решился ему в этом отказать. Впоследствии ямщики спрашивали моего отца: «Видел ли ты, батюшка, черта?»[622] — «Нет, не видал и надеюсь на милость Божию, что никогда не увижу». — «А как же, он сидел в головах у Царя и мертвому также не давал покоя, как и живому?» <…>

А. П. Языков [623] Из воспоминаний о селе Грузине, имении графа Аракчеева в 1826 году

За обедом граф говорил, что в вотчине теперь всего 32 деревни, но что их было более, а он все перестроил по планам, что все дороги от одной деревни до другой шоссейные, что все постройки и работы сделаны собственными его средствами, и вообще крестьяне блаженствуют. После обеда граф был особенно ласков и словоохотлив, и, казалось, ему очень хотелось высказаться, сообщить многое, касающееся близкого его положения к покойному Императору Александру I…

Сперва повел он нас в комнату, занимаемую Императором Александром I во время посещений Грузина, и указал на диван, на котором почивал он; здесь впоследствии граф Аракчеев поставил портрет Императора и сделал следующую надпись: «В Бозе почивающий Государь, отец и благодетель мой, Император Благословенный Александр I-й, в приезд свой к графу Аракчееву в село Грузино, всякий раз изволил занимать сии комнаты. Посетитель! преклони колена с умилением и сокрушенным сердцем на месте сем и принеси теплую молитву к Всевышнему об успокоении в Царствии Небесном души Александра Благословенного Отца Отечества!» На этом самом диване граф Аракчеев окончил свою жизнь, и взоры его до последней минуты были обращены на портрет горячо любимого им Императора.