Арабский халифат. Золотой век ислама - [112]

.

Его голову и, по аль-Масуди, также знаки халифата послали Абуль-Аббасу. Его язык, согласно стиху, который цитирует Ибн аль-Асир, съел кот. Абу Аун остался в Египте. Он, конечно, и был фактическим вождем кампании.

Басит, укрепленная цитадель Ирака, заложенная аль-Хаджжаджем в заболоченных землях у Тигра, был еще не покорен. После неудачной стычки с Кахтабой в Вавилоне Ибн Хубайра отправился туда с сирийцами, также вокруг него собрались некоторые хорасанские арабы, в основном бакриты под началом Яхьи ибн Нуайма. Хасан ибн Кахтаба преследовал и осадил его, и через некоторое время Абу Джафар, брат халифа Абуль-Аббаса, присоединился к нему – формально в качестве подчиненного, хотя в действительности командовал именно он. Фактически он зависел не столько от халифа, сколько от Абу Муслима, и тот послал ему в помощь Абу Насра ибн Хайсама аль-Хузаи с контингентом хорасанцев. Среди осажденных не было единства; йеменцы ссорились с низаритами (то есть мударитами и рабиитами). И все же город продержался 11 месяцев, и только когда пришли вести о смерти Марвана – то есть в один из первых месяцев 133 года (осенью 750), – Ибн Хубайра начал переговоры. Ушло 40 дней, прежде чем законоведы подготовили условия капитуляции таким образом, чтобы довольны были обе стороны. Абуль-Аббас подтвердил их, но, несмотря на это, условия не были выполнены. Пленные командиры, носившие кольца как знак своего поста, были казнены, если они принадлежали к низаритам, а не йеменцам, и в конце концов Ибн Хубайру самого постигла та же участь, после того как он отдал свою гвардию и казну, которую держал при себе.

Этот пример вероломной жестокости есть и в повествовании ат-Табари. В остальном он предпочитает умалчивать о кровавых оргиях, которыми Аббасиды отметили свою победу. Омейяды относились к ним с непостижимой терпимостью, а они ответили на это тем, что поставили их вне закона и захватили их имущество. Они исходили не из гуманных соображений, а из религиозного рвения и законного отмщения, доведенных до высшего предела. Поскольку у них самих не было особых причин для мести, они позаимствовали обиды у Алидов и выступили в качестве мстителей за них. В то же время это дало Аббасидам рычаг для подавления самих Алидов, поскольку не право мести, а ее осуществление проложило дорогу к власти и даже дало ей законный титул. Их истинным мотивом, конечно, был политический. Они хотели лишить павшую династию абсолютно всех сил к сопротивлению. Все это напоминает нам о крахе династии Омридов, уничтоженной пророками.

Главной сценой возмутительной расправы над Омейядами стала Сирия, где верховное командование принадлежало Абдуллаху ибн Али. Вину за нее нельзя вменить хорасанцам, поскольку те находились в строгом подчинении и ничего не делали без приказа. Преступления совершались по приказу Аббасидов, и надо отметить, что даже мертвые не избежали поругания. Могилы халифов и других Омейядов в Дамаске, Дабике и Русафе, в Киннесрине и других местах были разрыты, их содержимое, если там были найдены останки, подверглось осквернению. Однако Умара II и, что примечательно, даже Муавию пощадили. Особо яростная ненависть обрушилась на Хишама, давшего для нее некоторые основания и к тому же умершего лишь недавно. Его тело, у которого только нос остался нетронутым, подвергли бичеванию и распяли, а потом сожгли, а пепел развеяли по ветру. Что касается живых, то наихудшие злодейства Абдуллах ибн Али совершил в Абу-Футрусе, где пробыл некоторое время, изгнав Марвана. История рассказывает, что он заманил туда более восьмидесяти Омейядов сладкими посулами, пригласил их на пир, все равно как если бы брал пример с Иегу. Потом, как бы охваченный внезапным порывом мести из-за прочитанных ему стихов, он велел забить всех их дубинками, набросить на тела кожаные покрывала и на этих покровах подать обед, во время которого предсмертные стоны умирающих служили ему музыкой. Эти подробности: стихи как сигнал для внезапной вспышки ярости, приглашение жертв на пир, – конечно, всплывают и в других случаях, когда вместо Абдуллаха ибн Али упоминаются Абуль-Аббас или Дауд ибн Али[288], и они вызывают оправданные сомнения, но факт самой резни вполне достоверен. Для сирийских арабов он был столь же памятен, сколь море крови, в котором погибла династия Омри, для древних израильтян, и день Абу-Футруса наложил свою печать на лоб Аббасидов, как и день Изреэля на династию Иегу. Аль-Масуди датирует ужасное событие 15-м числом зуль-кады 132 года (25 июня 750). Феофан ошибочно относит его на два года позже, но его короткий рассказ, которым доселе пренебрегали, важен для нас, поскольку ясно говорит о том, что Абу-Футрус – это старая Антипатрида[289].

В Медине и Мекке палачом Омейядов был Дауд ибн Али; в Басре это был Сулейман ибн Али. В Хире Абуль-Аббас сам предал смерти тех, кого привели к нему или кто искал его милости, и среди них даже Сулеймана ибн Хишама, который полагал, что ему, как злейшему врагу Муавии, ничего не угрожает. Даже когда преследование наконец прекратилось, уцелевшие не смели обнаружить себя. Они скрывались, влачили жалкое существование в низах общества, страшно боясь стать изгоями, если кто-то их узнает. Только один внук халифа Хишама бежал в Испанию и там основал суверенную династию.