Арабский Халифат в раннее Средневековье - [12]

В районах, где много фиников, верблюдов кормили толчеными косточками этих плодов, а на побережье Южной Аравии — сардинами и саранчой.

Требуя очень мало, верблюд давал бедуину очень много: обслуживал и кормил его в тяжелых условиях пустыни; пищу одежду, обувь, жилище, топливо и многое другое житель пустынно-степной Аравии мог получить только от верблюда. Верблюжье молоко наряду с финиками было основным и часто единственным питанием аравийского кочевника. Для него хлеб и прочие мучные изделия были слишком дорогой, а следовательно, очень редкой пищей. На пастбищах, расположенных далеко от колодцев, верблюжье молоко оказывалось единственным средством утоления жажды.

Правда, верблюжатина не могла служить постоянной пищей бедуина — поголовье верблюжьих стад было ограниченным; верблюды размножаются сравнительно медленно, поскольку верблюдица приносит не более одного верблюжонка в два года. Поэтому ели верблюжатину только в особых случаях.

Бедуин одевался в ткани, сотканные из верблюжьей шерсти. Из этого же материала изготовлялся войлок для палаток, служивших его жилищем. Поэтому бедуинов называли «людьми войлока» и противопоставляли «людям глины», то есть оседлым жителям, обитавшим в мазанках.

Кожа верблюда шла на изготовление обуви. Из нее же изготовляли седла, сбрую и ремни для упаковки товаров, перевозившихся в большом количестве караванами. Помет верблюда служил топливом, а моча употреблялась как косметическое средство и лекарство — арабская народная медицина рекомендует принимать ее при лихорадке; она также служила как средство против паразитов. Верблюжьей мочой, при отсутствии воды, бедуинки подмывали младенцев и мыли себе волосы для придания им пущего блеска. Желудочный сок, извлеченный из молодого верблюда, считался очень хорошим средством при болезнях желудка.

В Аравии распространен только одногорбый верблюд, или дромадер. Другой вид этого животного — двугорбый (бактрийский) верблюд здесь никогда не встречался.

Зоологи не относят верблюда к числу умных животных; его считают равнодушным, глупым и трусливым. Арабы же всегда высоко ценили верблюда, считая его не только самым полезным, но и красивым животным. В арабской доисламской поэзии обычны сравнения телесных достоинств красавицы с частями тела верблюдицы. В твердо установленной композиционной форме касыды арабский поэт изображает себя едущим по пустыне на верблюде и дает его описание. «Иногда он делает это так подробно, — пишет академик И. Ю. Крачковский, — что нужно быть действительно знатоком и любителем благородного животного, чтобы по достоинству оцепить описание»^{36}. Верблюд наряду с конем давал арабскому поэту неиссякаемый запас эпитетов.

В Аравии всегда отличали верхового верблюда (дромадера в узком смысле слова) от вьючного, который был наиболее распространен. Обычный верблюжий караван идет по шесть часов в день со скоростью 5,5 километра в час, а хороший дромадер пробегает до 130 километров в сутки без остановок. Обычный груз, который песет вьючный верблюд, не превышает 270 килограммов, хотя наиболее сильные могут нести более 450 килограммов. Арабы очень давно обнаружили у верблюда такое, казалось бы, неожиданное качество, как музыкальность. Оказывается, верблюд более музыкален, чем кавалерийская лошадь. На этом основании возникла «верблюжья» теория происхождения арабской поэзии. Некоторые востоковеды считают, что арабские стихотворные размеры сложились в непосредственной зависимости от ритмичного движения верблюда, когда ехавший на нем бедуин приноравливал свое пение к размеренному шагу животного; в то же время ритм этого пения вызывал соответствующий ритм шага у музыкально восприимчивого верблюда.

Тем не менее в своем отношении к верблюду бедуин никогда не проявлял такой трогательной заботы и нежности, какие характерны для его обращения с лошадью. Хорошая лошадь всегда являлась предметом гордости и славы не только для ее владельца, но и для всего рода и племени. Особенно ценились быстроходные кобылицы, бег которых обычно сравнивался с ветром. «Она поджара и горяча, — говорит арабский поэт о своей лошади, — и когда разгорячится, храп ее подобен кипению котла. У нее подвздошная часть газели, голени страуса, бег волка, а скок лисенка». Каждый владелец хорошей лошади гордился чистотой ее крови и твердо хранил в памяти ее самую подробную генеалогию.

В западноевропейской беллетристике и живописи еще недавно склонны были изображать арабов неотделимыми от их коней, своего рода кентаврами. На самом деле бедуины в массе своей верблюжатники, а не конники. Лошади были сравнительно редки в Аравии, и только немногие арабы имели возможность ездить и сражаться на конях. Районы распространения лошадей в Аравии были ограничены природными условиями. В отличие от нетребовательного верблюда лошадь необходимо поить чистой и свежей водой два-три раза в сутки. Основным кормом для лошади в Аравии служит ячмень, производство которого там тоже ограничено. Овес же в Аравии редок. При скудных фуражных ресурсах, которыми могли располагать аравийские коневоды в Центральной и Восточной Аравии, лошадей кормили финиками, смешанными с сушеным клевером, в Неджде лошадей приучали есть мясо, как сырое, так и вареное, и даже жареное. Такой невероятный, по нашим понятиям, корм значительно увеличивал их выносливость. В некоторых местах в Аравии лошадей кормили саранчой и считали, что этот корм укрепляет мышцы. В Хадрамауте кормом для лошадей служила даже сушеная рыба. Во многих местах вследствие недостатка воды основным лошадиным пойлом стало верблюжье молоко. Наиболее зажиточные владельцы лошадей обычно «прикрепляли» молочную верблюдицу к определенной лошади, которая и становилась единственной потребительницей ее молока. Рядовой бедуин, владевший конем, поил своего коня верблюжьим молоком часто в ущерб питанию своей семьи. Вообще выращивание и содержание лошади в пустынностепной Аравии были чреваты серьезными трудностями. Недаром у арабов сложилась пословица: кто имеет жену и лошадь, тот никогда не знает покоя.