Аптекарская роза - [30]

— Так он посещал школу при аббатстве?

Монах снова замкнулся.

Оуэну стало любопытно, какого именно вопроса опасается Вульфстан.

— Вы должны меня извинить, — пробормотал монах, вставая. — У меня еще много работы.

Оуэн тоже поднялся.

— Извините, что отнял у вас время. С нетерпением буду ждать весны, чтобы осмотреть ваш сад.

Вульфстан нахмурился.

— Вы собираетесь пробыть здесь так долго?

— Я приехал в поисках работы. — Оуэн дотронулся до повязки на глазу. — Из одноглазых выходят не очень хорошие солдаты, я так думаю.

Монах сочувственно на него посмотрел.

— А мастер Роглио ничем не сумел помочь?

Оуэн покачал головой.

— Жаль. Если бы кто и смог помочь, то только он. Какой работой вы хотели бы заняться?

Оуэн оглядел комнату.

— Я знаю, для человека моего возраста это не совсем обычно, но я надеюсь поступить в ученики к какому-нибудь аптекарю или лекарю.

Вульфстан нахмурился.

— От солдата до лекаря — большой скачок. Но если Господь сочтет нужным, то укажет вам путь.

От Оуэна не ускользнуло, что монах снова бросил взгляд на оставленную работу.

— Я отнял у вас слишком много времени. — С этими словами он ушел.

Что дал ему этот визит? Что нового он узнал? Только то, что брат Вульфстан обеспокоен смертями в аббатстве и нервничает по какому-то поводу. Монаху не понравились вопросы об умерших пилигримах, как и о Николасе Уилтоне. Возможно, это ровным счетом ничего не значит, но Оуэн решил подумать об этом на досуге. Лекарь упорствовал в своем утверждении, что Фицуильям умер от болезни. С другой стороны, если юношу убили в лазарете Вульфстана, то это плохо бы сказалось на репутации монаха, так что он вряд ли отступил бы от своей версии.

В общем, беседа не дала никакого результата. Оуэн решил воспользоваться случаем и расспросить о Фицуильяме других обитателей аббатства. Он жестом подозвал молодого монаха, пробегавшего мимо.

— Я надеялся поговорить с кем-то, кто, возможно, помнит моего кузена, сэра Освальда Фицуильяма.

Монах, совсем еще юный, оглядел Оуэна с ног до головы и заулыбался.

— Вы совсем не похожи на своего кузена, мистер?..

— Арчер. Оуэн Арчер. — Он протянул руку. Юноша слегка поклонился, но руки из рукава не протянул.

— Я брат Джонас. Я помню вашего кузена. Он был… — Джонас на секунду отвел взгляд, задумавшись. — Он был заметной личностью. Его смерть, должно быть, явилась полной неожиданностью.

— Меня удивило другое — как он умер. При его способности заводить себе врагов он не должен был умереть своей смертью.

Монах недоуменно приподнял брови.

— Говорили, он был большой любитель дам. Ходил в туго обтягивающих рейтузах и коротких рубахах, так что его намерения были сразу ясны. Но это самое плохое, что я о нем слышал.

— Так его здесь любили?

— Во всяком случае, не испытывали неприязни. — Монах оглянулся и засунул руки поглубже в рукава. — Мне пора по своим делам. Вас проводить к выходу?

— Нет необходимости. — Оуэн кивком попрощался с юношей и продолжил путь по коридору, а выйдя из здания, направился к монастырской стене. Там он встретил другого монаха, постарше. — Да пребудет с вами Господь.

— И с вами, сын мой, — прошептал старый монах.

— Простите, что нарушаю ваше уединение, но я подумал, а вдруг вы один из тех братьев, кто помогал моему кузену, Освальду Фицуильяму. Кузен отзывался с большой благодарностью и любовью о вашем монастыре, где обрел душевный покой.

На изможденном лице старика появилось легкое удивление. Он покачал головой.

— Я не заслужил столь добрых слов от вашего кузена. Я вообще не имею никаких дел с пилигримами, которые приходят в аббатство.

Он перекрестил Оуэна и зашагал прочь.

— Я знал Фицуильяма, — раздался голос за спиной Арчера.

Обернувшись, Оуэн увидел круглолицего монаха с яркими глазами и хитрой улыбкой, который стоял, перекатываясь с пятки на носок и засунув руки в рукава.

— Я брат Селадин, здешний келарь.[4]

— Ну конечно, он без вас обойтись не мог.

— А у вас есть разрешение обсуждать с монахами своего кузена?

Вопрос изумил Оуэна, ведь брат Селадин начал разговор вполне дружески.

— У меня нет разрешения как такового. Я пришел с рекомендательным письмом к брату Вульфстану. Но я подумал, раз уж я здесь, то…

— Вы были близки с вашим кузеном?

— Только не в последнее время.

Селадин кивнул.

— Большинство братьев терпели Фицуильяма только потому, что он был подопечным архиепископа. Но мне он нравился. Нелегко приходится тому, кто имеет своим покровителем такого облеченного властью человека, как его светлость. С Фицуильяма не сводили глаз. Подмечали каждый его проступок. Конечно, он не мог не взорваться. Но я не думаю, чтобы в душе это был прежний человек. О, я вовсе не питаю иллюзий, будто он собирался больше вообще не грешить, но он старался стать лучше.

— Как получилось, что вы так хорошо успели его изучить?

Селадин усмехнулся.

— Однажды я поймал его в винном подвале, где он изрядно напотчевался.

— И он раскаялся?

— Больше он не совершал подобных проступков.

— Каким он вам казался в последнее время?

Монах задумчиво оглядел монастырский сад.

— Он был какой-то тихий, бледный, наверное, приехал сюда уже больной.

— Вы думаете, его что-то беспокоило?

— Не по собственной воле он оказался в аббатстве.