Апрельская ведьма - [147]

Как больно!

Биргитта прижала руки к животу и, согнувшись пополам, взвыла, испустив нечеловеческий, звериный вопль. Ее разрывало! Теперь она знала, каково это — когда тебя растерзали в клочья, сейчас она упадет на пол и умрет... Оставьте меня! Оставьте! Оставьте!

Но она не умерла. Она ощутила, как отхлынула первая дикая боль и затих крик. И, медленно поднявшись, взглянула на Эллен. Старуха продолжала стоять, как раньше, только руки уронила, теперь они повисли как плети. По щекам по-прежнему текли слезы, а из носа сочилась тонкой струйкой кровь.

— Как же ты горюешь, — покачала она головой. — А я и не знала, что ты до сих пор так по ней горюешь...

И шагнула вперед, а Биргитта попятилась к стене у окна, выставив руки перед собой, и прошипела:

— Не смей меня трогать, слышишь! Я кому говорю! Не трогай меня! Я-то знаю, кто ты есть, шкура лицемерная!

Эллен остановилась, пошатнувшись, глаза тревожно блеснули.

— Что ты. — Она вытерла слезы тыльной стороной руки. — Что ты такое говоришь, Биргитта?

Биргитта, продолжая пятиться, сплюнула на пол:

— Я-то знаю!

Струйка крови из носа Эллен все ширилась, а лицо ее будто каменело — она изо всех сил прикидывалась, что не понимает, о чем речь:

— Успокойся, Биргитта. Что ты знаешь?

Биргитта высморкалась в пальцы:

— О недоноске. Я все знаю о твоем паршивом недоноске!

Эллен побелела, Биргитта видела, как это произошло — в одно мгновение. Эллен пошатнулась на месте, но ничего не сказала. Биргитта рассмеялась:

— Гертруд лежала на соседней койке, ты, дурында! Она все это время знала, кто ты есть на самом деле, что ты отказалась от собственного уродца, еще бы, с таким слишком много хлопот! А ты лентяйка! И скупердяйка! Ты предпочла здоровеньких деток. Да еще чтобы за них приплачивали!

Эллен не двигалась. Биргитта отступила еще на шаг от этих рук, уже не тянувшихся к ней, и прислонилась к стене у окна. И снова рассмеялась, на этот раз заливисто и звонко, и тут вдруг ею овладел дикий хохот, она хохотала навзрыд, до коликов в животе, до слез. Так что пришлось перевести дух и вытереть глаза, прежде чем удалось заговорить снова:

— Ты-то тут все эти годы корчила из себя святую! И Маргарета с Кристиной, задаваки, целовали твои ноги и лизали задницу! Уж такая ты распрекрасная, совсем непохожая на их собственных дерьмовых мамаш! А я-то знала, все это время... Все это время я знала, что ты точно такая же!

Биргитта снова засмеялась и не могла уже остановиться, она хохотала так, что пришлось сжать ноги, чтобы не описаться. Она исходила хохотом, ее колени подгибались, и глаза сами зажмурились, и пришлось опереться о стенку, чтобы не грохнуться. Говорить уже просто не было сил, и пришлось здорово напрячься, чтобы продолжить:

— Я-то все время это знала! — выдохнула она и вытерла нос рукой. — Знала, какое ты на самом деле дерьмо... Что тебе лучше бы молчать в тряпочку!

Открыв глаза, она глянула на Эллен. Старухино лицо было сплошь красным от крови — видно, размазала, вытирая нос. Но теперь она стояла не шевелясь и лепетала:

— Я знаю. Но ты не понимаешь...

И, не успев договорить, застонала, уставившись перед собой. Вытянув руку, она хваталась за воздух, ища и не находя, за что ухватиться, чтобы удержаться на ногах, но вот колени ее подогнулись — и она рухнула на пол.

Как долго простояла Биргитта, прижавшись к стенке у окна и не сводя глаз с тела Эллен? Пару минут? Пару часов? Пару лет?

Этого она не знала. А знала только, что в этот миг ее пронзила уверенность, тут же проникшая в каждую клетку тела — уверенность в том, что надежды больше нет, что пожизненный приговор уже вынесен. Шепот сочился из стен и потолка, голоса невидимых судей сливались с тиканьем стенных часов, со стуком дождя по стеклам: виновна, виновна, виновна! И бесполезно было даже пытаться оправдаться, поднимая руки над собой для защиты и вжимаясь в стенку, вопить не своим голосом:

— Я не виновата! Не виновата! Не виновата!

***

— Врешь, — говорит Маргарита и сбрасывает скорость.

Биргитта не отвечает, только со вздохом открывает следующую банку. Ясное дело, она врет. Само собой. Она вообще всю свою жизнь ничем, кроме вранья, не занималась. На самом деле она вытащила тогда гадюку из сумочки и напугала Тетечку Эллен аж до инсульта. Как же! Когда Биргитта ходила на курсы общей вредности при Рабочем образовательном союзе и училась на мелкую пакостницу, то узнала, что в сумочке нужно всегда держать парочку гадюк на тот случай, если попадется кто-нибудь, кому можно сделать гадость. Само собой. А может, в гостиную ввалилась Белая Дама и вышибла у Эллен последний ум. А то еще старушка могла споткнуться о плохо расчесанную бахрому ковра и брякнуться носом. Вот именно. Придумать можно что угодно. Кто сказал, что человеку вообще нужна истина?

Дорога впереди сузилась и стала темнее, с обеих сторон подступает лес. Скоро опять посветлеет, лес отступит, открывая равнину, а дорога станет шире. Тогда уже Мутала будет совсем близко. Биргитта может позволить себе заглотнуть все, что осталось от якобы пива, потому что скоро уже дом, а там она уж достанет настоящего пивца из своей заначки.