Апрель - [5]

— Здравствуйте, Хоуелл! Рад вас видеть.

Гольд протянул офицеру свою костлявую руку.

— А я не особенно рад! — блеснув оскалом белых крепких зубов, ответил Хоуелл, с силой пожимая руку Гольда. — С вами, вижу, не сделаешь хорошего бизнеса.

На желтом лице Гольда мелькнула болезненная гримаса.

Не забывайте, капитан, мы с вами не на ринге и я не ваш противник. Вы, кажется, хотите сломать мне руку.

Хоуелл презрительно усмехнулся:

— Извините, инженер, все забываю, что вы сделаны из хрупкого венского материала. Ну ладно, забудем это. Я хочу с вами кое о чем переговорить. Сегодня я видел Августа, Гольд. Он одобрил мое решение: привлечь к борьбе с Лазаревским вас. Это политика, но, кроме того, и бизнес. Я не отделяю бизнеса от политики. Лазаревский — коммунист, следовательно мой злейший враг. Он своим строительством может помешать нам сделать большие дела. Давайте, Гольд, одновременно делать политику и деньги.

— Не возражаю, — ответил Гольд.

— Конечно, лучший из всех возможных бизнесов — это война. Сочащийся кровью, блистающий золотом, великолепный бизнес. Но пушки отгремели, когда я начал…

— Да-а-а, — задумчиво протянул Гольд, быстро взглянув на офицера. — Вы, Хоуелл, далеко пойдете.

— Поэтому я предлагаю вам работать со мной в тесном контакте, — сухо произнес Хоуелл. — Вы не останетесь в убытке.

— Я забрал перила у Лазаревского.

Хоуелл усмехнулся.

— Это укус блохи.

— Тем не менее вы советовали мне это сделать.

— Почему лишний раз не досадить Лазаревскому?

— Вы дадите мне за перила десять тысяч сигарет?

— И не подумаю. Сигареты мне нужны для моих целей.

Гольд беспокойно ерзнул на стуле.

— Значит, политика и деньги — это для вас, а для меня сотрудничество с вами — убыток?

— Не волнуйтесь, Гольд. Я сведу вас с людьми, которые заплатят за перила сигаретами.

— Вы тоже собираетесь строить?

— Мы строим!

— Но мои перила не понадобятся вашим строительствам. Вы думаете о новой схватке, Хоуелл, а мне нужны ваши соотечественники, помышляющие о мирных делах. Только они могут мне дать заработать на перилах. В прошлое свидание вы говорили о представителях фирмы «Джон Честертон и компания». Их заинтересовал разрушенный дом на Кертнерштрассе.

Хоуелл снисходительно улыбнулся:

— Я выдумал эту фирму, Гольд. Она не существует.

Гольд переменился в лице.

— Вы, кажется, избрали меня объектом для своих неумных издевательств?

— Ничуть. У вас плохое воображение, инженер. Повторяю: я вам посоветовал проделать этот трюк с перилами, чтобы досадить коммунисту Лазаревскому. Его мост — нам помеха. Личные мои интересы и большая политика превосходно сочетаются в борьбе против моста Лазаревского. И мелкая пакость в этой борьбе хороша. Но мы скоро начнем дела покрупнее. Плюньте на перила. Вы сможете превосходно заработать и на другом. Вы живете в советской зоне. Я обещаю вам приличное вознаграждение за информацию из советской зоны. О характере информации, которую вы будете передавать через меня шефу, мы вас будем осведомлять. Кроме этого, мы хотим поручить вам еще кое-какие дела. Оплата за них отдельно. Что вы на это скажете?

— Все будет зависеть от размеров оплаты.

— Скажу одно: она будет щедрой.

— Долларами или шиллингами?

— В любой валюте!

— Можете располагать мной. Я согласен.

Когда Хоуелл и Гольд оставили бар и вышли на улицу, над городом сияло солнце. Пешеходы быстро сновали по тротуарам, крепко зажав подмышками почти обязательный для каждого венского жителя портфель, переступая через осколки черепицы и стекла, обходя побуревшие дырявые листы кровельного железа. Весь этот мусор — ветхое облачение города, сорванное ветром, — никто не торопился подбирать.

Город лежит в придунайской равнине, открытый весенним альпийским ветрам. Его увядающая краса — старые памятники и архитектурные ансамбли площадей, дворцы и фонтаны свидетельствуют, что все, чем город гордился, было создано в прошлом. Теперь он ничего не создает. Как в зыбком тумане, проходят его бездеятельные, сонные дни. Внешнее великолепие города напоминает о времени, когда он был спрутом, высасывающим пот и кровь из порабощенных Габсбургами стран. Империя распалась. Город со всем его великолепием стал столицей маленькой Австрии. Дворцы, виллы, старинные церковные здания, выстроенные городскими каменщиками и отделанные умелыми руками мастеров из провинции, вызывали в свое время ленивый интерес туристов. Город славился своими мастерами — каменщиками, мебельщиками, каретниками, кондитерами, но никогда ими не гордился. Больше всего он дорожил репутацией веселого города. Его любили посещать богатые иностранцы. К их услугам были лучшие гостиницы, рестораны с превосходной кухней, лакированные ландо с кучерами в высоких цилиндрах. Слух гостей услаждали вальсами, новинками Легара и Кальмана, им показывали старинную кирху, в которой впервые исполнялись произведения Гайдна, дом, в котором жил Моцарт, полотна Гойи, Рембрандта, Ренуара и Штука в Национальной галерее.

Каменные кружева готики, фонтаны, причудливо витой чугун решеток и ворот, пышные купола, золоченые шпили зданий — все, созданное в годы расцвета империи, теперь не вызывает интереса у солдат-туристов, прибывших в город из-за океана. Они собираются не у дома, где жил Моцарт, не у Гофбурга, не у фонтана «Волшебная флейта», не в залах картинной галереи. Их защитные блузы, широкие шаровары и белые гетры каждый вечер мелькают на плохо освещенной Кертнерштрассе. Здесь у витрины американского информационного бюро толпятся размалеванные проститутки. Центр витрины занимает грубо сработанная плакатная композиция, изображающая «добрые дела», творимые «Милитери полис»