Апостольская командировка. (Сборник повестей) - [55]
Евгений Иванович на минуту замолчал, удрученно поморгал в угол.
— Вам, верно, это все не любопытно. К делу-то прямого касательства не имеет.
— И к делу касательство имеет, и любопытно, — возразил я. — Рассказывайте до конца, раз начали.
— Да-а… Так этот отец Амфилохий в те годы, как я стал учителем, продолжал еще служить на старом месте. И уж не казался мне большим, и борода его свалялась, из рыжей стала седой с эдакой подозрительной прозеленью, и ходил он как-то сгорбившись, бочком… Да-а… Молодость беспощадна. Вместо того чтобы жалеть его, я презирал. Презирал за старость, за жалкий вид, за то, что от него пахло пыльной кладовкой, а больше всего за то, что он служитель культа, который морочит головы людям… Словом, я оказался одним из активистов, что настояли закрыть церковь. Я лазал на колокольню сбрасывать колокола, я митинговал перед лыковскими жителями, что-де эти колокола нам нужны для тракторов, что у страны не хватает металла… Моя мать узнала, что ее младший сын, ее последыш, кого она любила, пожалуй, больше других, разрушил храм, надругался над святыней. Добрый человек, ни разу в жизни не обозвавшая меня дурным словом, она не бросилась проклинать меня. Нет, она подумала о моем спасении, она решила замолить мои страшные грехи — насушила сухарей, надела на плечи котомку и отправилась… Куда? К святым местам. А где в нашей стране в те годы были святые места? Всюду закрывались церкви, всюду рушилась вера, прошло время святых странников, моя мать, видать, была последним из них…
И снова Евгений Матвеевич замолчал, с трудом отвел взгляд от угла, направил его на меня, спросил глухо:
— Анатолий Матвеевич, вы верите, что человек без видимой причины, на расстоянии, каким-то особым чувством — сверхинтуицией может почувствовать боль и душевную катастрофу другого человека, близкого ему? Верите?.. Нет. А я верю. Именно в тот день, когда мать ушла, я вдруг до беспамятства, до помешательства потерял покой. Не мог ни работать, ни читать, ни ходить по улицам, а только думал: как она там, не случилось ли с ней чего? Я верующий, но не мистик. Однако вспоминая сейчас тот день, я до сих пор ощущаю чуть ли не мистический ужас. Вечером я почти бегом пробежал все эти семь километров. Наша изба была заперта. Соседи сказали — ушла. Куда? Никто не знал. Ночь я провел в пустой избе… Стало светать, медленно проступали законопаченные паклей темные стены, стол, лавки, печь с ухватами — нищенское вдовье жилье. Каждая вещь напоминала мне о матери и о самом себе. Полати… Сколько раз я тайком глядел с них, как молится по вечерам мать. Выскобленный, некрашеный стол, на нем я знаю каждый сучок, каждую щель, каждую щербинку. Припомнил то время, когда я не доставал подбородком до края стола. Припомнил, как мать подавала мне прямо от печи горячие оладьи, как черствой от работы рукой гладила по волосам. Слышал ее голос: «Ешь, чадушко, ешь, кровинка. Да не спеши, оладушки-то с жару…» В этих закопченных бревенчатых стенах прошла ее многолетняя и непосильная битва за мое здоровье, за мою жизнь, за мое счастье. И кто знает, вышла бы мать победительницей, если б у нее не было поддержки в боге, если б она после дня, заполненного каторжной работой, после больших и мелких бед не жаловалась бы своему богу, не просила бы у него милостей. И я, ее сын, вскормленный ее грудью, вынянченный ее руками, поднятый на ноги ее трудом, я замахнулся на ее покровителя, ее опору… На ее веру, Анатолий Матвеевич. Утром я нанял лошадь и поехал ее искать. Верст за двадцать от нашей деревни жила старшая сестра, но матери там не было. В городе работал брат, но и у него мать не останавливалась… Я целую неделю ездил от деревни к деревне, спрашивал у знакомых и незнакомых, описывал на словах ее вид — старушечка, мол, согнутая, одетая в шушун с выпушками… В одной из деревень мне указали на свежую могилу, где похоронили нищую старуху. Никто не знал ни ее имени, ни фамилии. Быть может, была моя мать… Больше я ее не видел…
Крупное, размякшее лицо Евгения Ивановича нависло над руками, неподвижно лежавшими на белой скатерти. Я спросил осторожно:
— После этого вы и стали верующим?
— Нет, опять не так просто. Я понял веру своей матери, но сам еще не верил. Я был уже другой человек, и вера моей матери мне не подходила. Я не мог признать бога на иконе, не доказав сам себе, что он существует.
— И вы доказали? Насколько я знаю, этого еще никому не удавалось.
— Я доказал сам себе. Другие могут не соглашаться с моими доказательствами.
— И как же? Если не секрет.
— Выражаясь языком математики, я отверг одну аксиому и начал доказательство от противного.
— Как так?
— Мне говорили, что окружающий нас мир существует вечно, что не было ни начала, не будет конца этого мира… Так мне говорили, я этому верил. Заметьте, верил на слово, без доказательства, как верят в геометрии, что параллельные прямые при своем продолжении не пересекаются. Никто не может доказать — было ли начало и будет ли конец мира… Материалисты нисколько не конкретнее идеалистов. Они упирают на то, что никто не видел созидающий дух, ни один ученый не уловил своими инструментами, не доказал расчетами присутствие бога, следовательно, бог отсутствует, опыт жизни подтверждает это. Но опыт жизни подтверждает и аксиому Евклидовой геометрии — параллельные прямые при своем продолжении не пересекаются. Однако появился Лобачевский и заявил — параллельные прямые при бесконечном продолжении пересекаются! И он оказался не менее прав, чем Евклид. Почему я не могу отвергнуть аксиому материалистов и не поверить в духовную силу, создавшую мир?
Повесть о подростке, о первой влюбленности, об активной позиции человека в жизни, о необходимости отстаивать свои идеалы.
Рассказ «Хлеб для собаки» повествует о трагической судьбе русского крестьянства в период сталинских репрессий, весь ужас которых остался в памяти автора мрачным следом детских воспоминаний.
В повести «Расплата» известного прозаика Владимира Тендрякова читатель встретится с целой галереей колоритных образов. Глубину характеров своих героев, отношение к действительности писатель всегда измерял главной мерой сегодняшнего дня — человеческой, личной и гражданской совестью каждого. Боль, тревога за человека у Владимира Тендрякова пробиваются сквозь самый разный жизненный материал, различные сюжеты, ситуации и характеры к единому и конечному: закономерностям нравственной жизни современного человека и общества.В центре повести «Расплата» (1979) представлен конфликт с совестью на фоне изображенного автором главного изъяна советской школы — отсутствия полноценной духовной основы в воспитании и образовании.
В книгу вошли повести «Весенние перевертыши», «Ночь после выпуска», «Шестьдесят свечей», «Расплата».
…Роман «Свидание с Нефертити» повествует о простом деревенском пареньке, шагавшем дорогами войны, о формировании художника, которое происходит в процессе острой борьбы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Сказка — основной вид устного народного поэтического творчества. В ней выражались мечты человека о будущем, его отношение к действительности, его эстетические идеалы и мировоззрение, в частности антицерковные, антиклерикальные начала, которые были сильны в русском народе.В настоящем сборнике представлены сказки из классических собраний русских народных сказок А. Н. Афанасьева, К. К. Зеленина, Н. Е. Ончукова, И. А. Худякова и др., которые могут послужить прекрасным образцом атеистической пропаганды.