Апостол зла - [65]

— И… и вы не стали оперировать?

Лицо врача еще больше обмякло.

— О, я стал «оперировать». Я «прооперировал» его в лучшем виде. Я влез в живот этого ребенка, сложил туда все внутренности, как подобает, а потом зашил. Я зашил также раны на руках и ногах. И он дергался и крутился при каждом стежке, так что нам пришлось его привязать. Да, мы снова собрали его целиком. Он сейчас в реанимации, только я не знаю зачем. Ему не надо отходить от наркоза, поскольку наркоза не было. У него не осталось крови, и я не могу ее влить, поскольку у нас нет образца, чтобы определить группу. Он должен быть мертв, но он стонет от боли, не издавая ни звука, поскольку голосовые связки полетели к чертям после всех прежних криков и визгов.

Ошеломленный Ренни смотрел, как на глазах врача выступают слезы.

— Я его сшил, но знаю, что он не выздоровеет. Ему больно, а я не могу прекратить эту боль. Единственное, что поможет этому ребенку — смерть, но он не умирает. Кто он? Откуда он? Что с ним случилось? Есть о нем где-нибудь какие-нибудь медицинские свидетельства?

Отец Райан захрустел пальцами.

— Здесь! Он прошел полное неврологическое обследование прямо здесь, в прошлом году; с ним работала группа исследователей-педиатров.

Врач с трудом поднялся на ноги. Он был еще бледней, чем раньше.

— Вы хотите сказать, что я найду в нашем архиве сведения об этом ребенке? Стало быть, он действительно существует, и это не ночной кошмар? — Он тяжело вздохнул. — Может, они делали анализы крови.

Когда он поворачивался, чтобы уйти, отец Райан схватил его за руку.

— Могу я его увидеть?

Врач покачал головой.

— Не сейчас. Возможно, попозже. После того как я посмотрю, удастся ли влить ему кровь.

Он вышел за дверь, и вошел Коларчик.

— Они только что привезли этого парня из дома.

— Лом! — Священник рванулся вперед. — Дайте мне…

Ренни приложил ладонь к его груди и толкнул назад. Мягко.

— Вы покуда останетесь здесь, отец. Я хочу, чтобы вы его опознали, а пока оставайтесь здесь.

— Если похож на Тедди Рузвельта, значит, он. Но скажите мне вот что. Я арестован?

— Нет. Но вы вляпались в это дело по уши, так что, ради общего блага, останьтесь здесь.

— Об этом не беспокойтесь. Пока Дэнни здесь, и я буду здесь.

В это Ренни поверил без всякого труда.

Наручники несколько смазывали картину, но этот парень, Герберт Лом, действительно был вылитый Тедди Рузвельт. Только очков не хватало. И он либо торчал в полной отключке, либо закатывал чертовски удачное шоу — самое потрясающее, какое Ренни когда-либо приходилось видеть.

Ренни уселся напротив Лома. Глаза этого парня глядели куда-то в пространство, на Марс, что ли.

— Ваша фамилия Лом? Герберт Лом? — спросил Ренни.

— Не тратьте слов даром, сержант, — посоветовал доставивший его полисмен, нахальное отродье по фамилии Хевенс. — Никто от него ничего не добился за всю дорогу от участка. Однако по корочкам в бумажнике это Лом.

— Вы в дом заходили?

— Нет. К тому времени еще не заступил на смену.

— Кто-нибудь рассказывал вам о том, что там делается?

Хевенс пожал плечами.

— Говорят, спальня наверху сплошь залита кровью.

Точно то же сказал отец Райан. Ренни подверг одежду Лома тщательной визуальной инспекции.

— Он был в этом одет, когда вы его брали?

— Да. Вы что, думаете, мы его переодели, что ли?

Язык когда-нибудь доведет Хевенса до беды, только не Ренни это организует. Во всяком случае, не сегодня. Его слишком интересует вопрос, почему ни на одежде, ни на руках Лома нет крови.

— Криминалисты его осматривали?

— Да. Вычистили под ногтями, пропылесосили одежду и все такое.

— Ему сообщили об акте Миранды?[22]

— Раза три, при свидетелях.

— Он не попросил адвоката?

— Он даже в сортир не попросился. Он ничего не говорит и ничего не делает, чего бы ему ни велели, только вот посмотрите.

Коп вздернул Лома на ноги, и тот встал и стоял без движения. Коп толкнул его в кресло, и он остался сидеть. Коп опять поднял Лома и подпихнул его вперед. Он сделал два спотыкающихся шага и пошел по прямой. Коп не остановил его, и он двигался прямо на стену. Наткнулся, остановился и замер лицом к стене.

— Прямо робот долбаный.

Ренни не стал спорить. Он послал Коларчика привести из комнаты отдыха отца Райана.

— Он? — спросил Ренни священника, когда тот вошел. Тонкие черты отца Райана перекосились, и он зарычал.

— Ты, грязный…

Он вцепился Лому в горло, и понадобились все силы Коларчика и второго полисмена, чтобы оттащить его. Лом даже глазом не моргнул.

Коп был прав — долбаный робот.

— Я зафиксирую это как официальное опознание, — за явил Ренни. — А пока, отец, если не возражаете, вернитесь в кабинет.

Когда священника увели, Ренни обратился к полисмену.

— Сведите нашего приятеля вниз, в приемный покой, и пусть они его обследуют. Я не желаю, чтоб кто-то сказал, что мы не оказали ему медицинской помощи при задержании.

Он посмотрел на часы. Два часа ночи. Уже Рождество. А он даже не позвонил Джоан. За это придется расплачиваться.

И он поспешил к телефону.

Дежурный врач перехватил Ренни в холле примерно через полчаса.

— Эй, лейтенант…

— Я сержант.

— Ну сержант. Где вы, черт побери, откопали этого парня?

Этот врач был молод, около тридцати, с длинными темными волосами, с серьгой в правом ухе и с аккуратной бородкой. Смахивал на раввина. На ярлычке на его белом халате значилось «А. Штейн, доктор медицины».