Апостол Павел - [3]

Павел и Лука многому научили своего биографа, что делает книгу счастливо живой.

Мне бы хотелось обсудить с читателем в этой книге всё. И странную нереальность императоров, подлинных современников Павла — скучающего Тиберия, безвольного Клавдия, безумного Нерона — словно они из какой-то мифологической истории и страшной дали, а Павел и раньше их, и в самом живом сегодняшнем сердце — подлинно в бессмертии, которое не требует доказательств, потому что слышно во все дни истории и за каждой Литургией. И восхищение Алена Деко тем, как на его глазах рождается Первое апостольское послание Павла (из Коринфа к фессалоникийцам). Как начинается словесная архитектура христианства, соборное строительство учения (ведь и представить нельзя, что в пору этого Первого послания ни одного Евангелия еще нет, что они все впереди и это первое начертание учения, первая запись, первое чудо Слова, которое было у Бога и было Бог). И то, как «душевное» христианство борется на страницах книги с духовным, послушание закону с дерзновением, удобное с пламенным.

Но я ведь только «привратник» книги, кому выпала счастливая возможность открыть ее двери первому, и мне естественно хочется, чтобы скорее вошли другие. И потому потороплюсь сказать главное: почему эта книга насущна сегодня, как была бы насущна и вчера. Я понимаю сомнение автора, поставившего на «человека» в Павле, когда он с беспокойством спрашивает в конце: «Может, мне следовало попытаться подняться на его высоту, а не низводить его до моей слабости?» Может быть. Но можем ли мы подняться, встать вровень с апостолом одним усилием замысла? «Вырасти» можно только «не заметив», как вырастает в жизни каждый человек. Может быть, Ален Деко и низводил апостола «до своей слабости», но сам при этом высился в любви и понимании. И, может быть, с этой книгой читатель не приблизится к пониманию Христа в его святой непостижимой простоте, с какой Он открывался тивериадским рыбакам, но зато он поймет Его в гораздо более насущном сегодня смятении мысли и сомнении.

Они не зря в русской иконе всегда рядом — простой Петр и сложнейший Павел, первый и тринадцатый, видевший Учителя ближе всех и не видевший вовсе, сердце и ум, любовь и вопрошание, доверие и сомнение. Они таковы и в нашем сознании. И Петра, к сожалению, в нас меньше, но зато как важно в разумном и безумном веке всякое слово о Павле.

И ничто не ушло в прошлое, потому что в вере стоит один вечный полдень, где времени нет. В те дни, когда Ален Деко заканчивал свою книгу, рядом, в родной Франции, работал умный противник апостола Павла, Константин Клуге, дядя нашего режиссера Алексея Германа, заканчивая многолетний труд об «отступничестве» апостола Павла от Закона и о враждебности его делу Христа, который пришел «исполнить Закон» и указать язычникам этот единственный путь к тайне вечной жизни и домостроительству будущего. Дело Павла по-прежнему горит в сердце современности и побуждает к газетно-живым спорам, потому что за ним судьбы истории, спасение или поражение мира. Христианство молодо, как в первый день, и все ждет от нас бдительности и бодрствования сердца и ума. Век первый, век двадцать первый… «В начале было Слово». Оно будет и в конце.

…Затихнут под сводами храма последние звуки «Трисвятого», священник возгласит «Премудрость!» и в сосредоточенной тишине вечного дня опять раздастся: «К римлянам (евреям, солунянам, галатам) Послание Святого Апостола Павла чтение…»

Вонмем!

Валентин Курбатов

Глава I НЕБЕЗЫЗВЕСТНЫЙ КИЛИКИЙСКИЙ ГОРОД

Эта история начинается с того, что человек стал соучастником убийства, убийства без суда, каких в истории человечества было много. Такое убийство имеет свое название: побивание камнями.

И законы, и религия дозволяли убивать подобным образом: для казни не надо было искать палача — хватало и обычных людей, которые старались воспламенить в себе ненависть до такой степени, чтобы безудержно разыгрались инстинкты. Каждый из действующих лиц вооружался камнем и запускал его в живую мишень. Камни летели все чаще и чаще, удары становились все сильнее и сильнее: человека убивали — убийцы состязались в ловкости.

Итак, в 34 году н. э. за городскими стенами Иерусалима сыпались камни в человека, который даже не пытался увернуться. Он лишь молился, недвижный и коленопреклоненный. И из уст его звучали слова:

— Господи Иисусе, прими дух мой!

Град камней нарастал. Тело человека покрывалось синяками и кровавыми ранами. По костям пошли трещины. Нападающим стало жарко, и они сбросили одежды к ногам молодого человека, который, в этом нет сомнения, с одобрением взирал на происходящее: «Савл же одобрял убиение его» (Деян 8:1)[1]. Произносил ли он слова одобрения или подтверждал его жестами?

Один камень поразил жертву прямо в голову. У человека едва хватило сил прошептать:

— Господи! не вмени им греха сего… (Деян 7:59).

Человек, которого звали Стефан, упал и умер. Стефана обвиняли в том, что он «говорил хульные слова на Моисея и на Бога» (Деян 6:11), и он предстал перед синедрионом. Незадолго до этого небольшая христианская община Иерусалима избрала его одним из семи апостольских помощников. Стефан не ограничился тем, что подтвердил обвинение, — он провозгласил во всеуслышание то, во что веровал. И тогда все собрание в едином порыве возгласило: