Апокриф Блокады - [50]

То есть, внешне — всё шикарно. Дощатые полы (а не вытоптанная земля, как у нас в лагере), яркий свет, на кухонном персонале — белые халаты, срочники в белых фартуках (вместо официанток) разносят заказы по столам. Господа начальники потребляют жаркое, вдумчиво комментируя вкусовые оттенки "экологически чистой" оленины (прямо обнародовать происхождение мяса нельзя, секретность на Новой Земле свирепствует), по сравнению с дичью добытой при разных обстоятельствах на Большой Земле. На лицах написано довольство своей "избранностью" и "причастностью" к важному государственному делу. Не каждому дано, понимаешь… А тут — мы. В форменных комбинезонах… Это значит — только что "оттуда". И мимо столов сразу — к раздаче. С подносами. Словно не солидное заведение посетили, а в рабочую столовку зашли перекусить.

— Картошечка! — солдат буквально вчера из дальнего рейда. Неделя на концентратах и плохо прожаренном диком мясе (к тому же уже заметно приевшемся) дает о себе знать, — и хлебушка, побольше, можно?

— И мне, тоже, картошки, пожалуйста! — хлебушек, это чересчур. Работа-то сидячая. Однако, дух жареного сала действительно манит. Прекрасно понимаю героев Фенимора Купера, которые, посреди изобильной дичью Северной Америки искренне тосковали по простецким английским лепешкам.

— Присоединяюсь! — работяга заговорщически сверкнул в мою сторону очками. Осталось улыбнуться… По меркам заведения, мы продемонстрировали плебейский вкус… Но, повара меня узнали и о причинах странного выбора догадались.

— А кусковой сахар есть? — тоже кстати. Привычка к "чайной церемонии" с кусковым сахаром стала элементом быта. Даже среди научников. Удобная штука, кто понимает. Солдат по-своему прав… Уже не раз ловила себя на мысли, что, вернувшись, домой, обязательно накуплю колотого рафинада и иногда, на страх родным, буду чаевничать "по-походному". Бывает такое настроение, что без заварки "прямо в чашку" и колотого рафинада — жизнь кажется невкусной.

— Вам чайник на стол поставить? — для солдат в передниках, дежурящих на кухне, "аномалия" окружена романтикой и страшными слухами. Выходцы оттуда — настоящие герои. И при этом — не задирают нос…

— Если вас не слишком затруднит… — благожелательно отзывается работяга, почти профессорским тоном.

Хлеб и картошка, в отличие от сухих концентратов, попадают в "дыру" с перебоями. Тупо негде хранить. Вездесущие мыши с бурундуками — буквально прыгают на голову, проникают во все щели… и грызут… Ядами с ними бороться нельзя. Это не склад вооружений, где допустимы "острые" меры. А строительство полноценного хранилища продовольствия "за чертой" непрерывно откладывается. Якобы — по причине более срочных работ. Впрочем, доля истины в этом есть. Дерево — грызунов не удержит, а капитальное каменное сооружение — быстро не возвести. По той же причине технически невозможно полноценное картофелехранилище. Жаль, жаль…

Иногда, в незнакомой обстановке, лезут в голову странные мысли. Отчетливо помню, что не собиралась подслушивать чужие разговоры. Есть хотелось зверски. Кто же виноват, что мы сидели молча, а собравшиеся галдели? Кто виноват, что различать научников от остальных участников экспедиции в лицо наши начальники так и не сподобились? Ну, пришли… Ну, сидят и подъедают оставшийся от нормальных посетителей гарнир… Чего шпаков стесняться? А разговорчики-то, если подумать, совершенно не предназначенные для чужих ушей. О планах временного перебазирования основной части людского контингента "на ту сторону". Не менее чем… Похоже, своим появлением мы оживили тлевшую дискуссию в стиле "что будет, если", придав ей новую остроту.

— … а этих остряков — куда-нить в Латинскую Америку надо, да во время военного переворота. Чтоб они на своих шеях узнали — что это такое, — ораторствовал маленький пучеглазый авиатор, запомнившийся со времени "бегства из прошлого" сходством с больным поросенком, — А я хорошо помню, что это такое — разговаривать с невооруженными штатскими долбоебами имея на руках оружие и возможность стрелять. Ух, как распирает! — по всей видимости, он имел в виду невидимую полосу отчуждения, пролегшую с того момента между драпанувшими офицерами и "нижними чинами" (к каковым, большезвездное собрание, без сомнения, относило и солдат-срочников), — Блин, вот те же учения или там стрельбы, или там побомбить кого (чего) либо, для меня — в кайф. А войну все равно не люблю…

Помню, как напрягло меня совершенно одинаковое выражение на лицах сидящих напротив меня дядьки в очках и морского пехотинца. Оба, совершенно очевидно, уже не впервые слышали в свой адрес подобные речи… Кривые ухмылочки, синхронно возникшие на не замутненной интеллектом роже солдата (явно не считающего себя частью военной касты) и тонком умном лице безработного инженера с оборонного завода из Северодвинска, будто током ударили. Такое впечатление, что каждый из них одновременно подумал о своём, но пришел к одному и тому же выводу, неприятному для болтливого майора. Словно сговорились. Спрашивать, что именно их позабавило, тогда показалось неуместным. Мало ли… Теперь, после Володиных разъяснений, кое-что начало доходить… А если припомнить, что примерно такими же ухмылочками, думая, что я не вижу, обменивались моряки с БДК, когда часовой, без вопросов, пропускал меня на борт, одновременно преградив дорогу сухопутному чину из этих…