Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких - [2]

Это исследование обязано значительно большему числу людей, помогавших мне случайными, но бесценными разговорами, чем я могу перечислить здесь. Мне хотелось бы тепло поблагодарить всех моих коллег по Дартмутскому колледжу (Dartmouth College) за их поддержку.

Я особенно признательна Льву Лосеффу (Lev Loseff), Джону Копперу (John Kopper), Кевину Рейнхарту (Kevin Reinhart) и Кэрол Барденштейн (Carol Bardenstein) за их анализ и помощь в работе с ранними набросками глав и незнакомыми материалами.

Мне бы хотелось поблагодарить Эрика Рабкина (Eric Rabkin) за внимательное чтение и советы на ранней стадии работы; Кена Кнеспеля (Ken Knoespel) за поддержку на более поздней стадии работы; и Даниила Александрова за его ценные советы.

Я благодарна Ричмондскому университету (University of Richmond) за поддержку в завершении книги.

В России я многим обязана Тане Лобачевой, чья дружба и уникальное наследие всегда были источником вдохновения.

Я признательна за неопубликованные материалы и гостеприимство «люденам» Москвы, Санкт-Петербурга и Абакана; Елене Романовне Гагинской, познакомившей меня с Борисом Стругацким.

Книга посвящается Аркадию Стругацкому, умершему в октябре 1991 года.

Я понимаю, что многие читатели этого исследования не говорят по-русски. Я даже понимаю, что тенденция цитировать больше поздние работы Стругацких будет приятна тем читателям, кто хочет узнать еще не переведенные и иным образом не достижимые материалы.

Для простоты чтения в основном тексте я использую модифицированную систему Библиотеки Конгресса для транслитерации и привожу англизированное написание знакомых имен и заглавий.

В примечаниях и библиографии я строже придерживаюсь системы Библиотеки Конгресса, но без диакритиков.

Введение

Эпиграф к последнему совместно написанному произведению Аркадия и Бориса Стругацких является цитатой из японского писателя Рюноскэ Акутагавы:

«Назвать деспота деспотом всегда было опасно. А в наши дни настолько же опасно назвать рабов рабами».

За ним следует список персонажей. Это произведение — пьеса, и список персонажей состоит из профессора средних лет, его жены, двух их взрослых сыновей и нескольких их друзей и соседей. Присутствует в списке и «Черный Человек». В начальной сцене нет и намека на нечто необычайное:

«Гостиная-кабинет в квартире профессора Кирсанова. Прямо — большие окна, задернутые шторами. Между ними — старинной работы стол-бюро с многочисленными выдвижными ящичками. На столе — раскрытая пишущая машинка, стопки бумаг, папки, несколько мощных словарей, беспорядок.

Посредине комнаты — овальный стол, — скатерть, электрический самовар, чашки, сахарница, ваза с печеньем. Слева, боком к зрителям, установлен огромный телевизор. За чаем сидят и смотрят заседание Верховного Совета.[…]

Кирсанов: Опять эта харя выперлась! Терпеть его не могу…

Базарин: Бывают и похуже… Зоя Сергеевна, накапайте мне еще чашечку, если можно…

Зоя Сергеевна (наливая чай): Вам покрепче?

Базарин: Не надо покрепче, не надо, ночь на дворе…

Кирсанов (с отвращением): Нет, но до чего же мерзопакостная рожа! Ведь в какой-нибудь Португалии его из-за одной только этой рожи никогда бы в парламент не выбрали!»

(С.92–93)[1]

Неожиданно в дверях появляется таинственная фигура в черном. Хотя он и объясняет свое проникновение в квартиру без приглашения: «У вас дверь приоткрытая, а звонок не работает», — ясно, что он вошел бы в случае надобности любую квартиру в любое время ночи.

После изучения паспорта Кирсанова он вручает ему некую официально выглядящую бумагу, просит расписаться в получении и исчезает. Бумага гласит:

«Богачи города Питера! Все богачи города Питера и окрестностей должны явиться сегодня, двенадцатого января, к восьми часам утра на площадь […].»

Указано место, что надо принести с собой и что оставить дома. Несколькими минутами позже показывается Пинский, кирсановский сосед сверху и друг семьи, в пижаме и тапочках и с аналогичным документом в руках, адресованным «Жидам города Питера». Унижающее обращение к евреям стирает всякую двусмысленность природы повесток, и как «богач» Кирсанов, так и еврей Пинский борются с растущим чувством беспомощности.

Так начинается пьеса Стругацких «„Жиды города Питера“, или Невеселые беседы при свечах», написанная и опубликованная в 1990.

На протяжении весеннего сезона 1991 она была включена в репертуар театров Ленинграда, города, известного своим обитателям как Санкт-Петербург, город Петра, или просто Питер.

На первый взгляд пьеса является чем-то новым и отличным от остальных произведений Стругацких. Неужели авторы были подхвачены вихрем гласности и оставили фантастическую литературу ради неприкрытой публицистики? Напротив, несмотря на весь поверхностный, тематический реализм, пьеса типична для направления в фантастике, развиваемого Стругацкими. Динамичный, полный напряжения сюжет пьесы основан на условностях «дешевой» детективной и научно-фантастической литературы, но он укоренен в мире серьезной литературы весомыми философскими проблемами, поднимаемыми главными действующими лицами.

В своих лучших произведениях, как и в пьесе «„Жиды города Питера“, или Невеселые беседы при свечах», Стругацкие сочетают легкое и сложное, приземленное и метафизическое, не согласовывая двойственность различных полюсов. Все характерные черты зрелого творчества Стругацких присутствуют в этой пьесе. Эпиграф взят из любимого японского автора Аркадия Стругацкого, и, что более важно, он сжато выражает присущую творчеству Стругацких социополитическую тему. Персонажи и диалоги (относятся ли они к будущему и/или инопланетному времени и месту) выражают норму для современного советского городского интеллектуала столь удачно, что зачастую можно предположить, что среди круга знакомых авторов существуют прототипы этих персонажей. Далее, специфические черты декораций, несомненно, относятся к современному окружению авторов.