Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону - [8]
После реформ Петра именно старообрядцы остаются той средой, где сохраняется традиция иллюстрирования «Откровения». Они продолжат создавать многочисленные рукописи «толковых апокалипсисов» Андрея Кесарийского вплоть до XX века. Эти манускрипты не только копируют образцы древнерусских рукописей, но и обогащают их собственной, весьма изобретательной иконографией.
Новорожденная Российская империя, где религиозное искусство стало светским по сути, «Откровением» не интересовалась. Лишь новые композиции Страшных судов продолжали традиционно украшать западные стены храмов (согласно канонической системе росписи храмов, созданной тысячелетие назад).
Тут хотелось бы что-нибудь сказать об использовании мотивов «Откровения» в русской литературе – не богословской, а в светской, но, увы – аналогов Данте, который делал это в XIV веке, или Мильтону (XVII век), России пришлось ждать очень долго. Действительно, если на Западе «Откровение» было хорошо известно даже неграмотным толпам Средневековья (благодаря театральным инсценировкам, которые были очень популярны), на Руси его досконально знали лишь книжники, а светская литература и на другие темы у нас появилась очень поздно.
Образованный русский начала XIX века, если ему хотелось прочитать «Откровение», вряд ли брал книгу на церковнославянском – ему было доступнее французское издание Библии. Поэтому Пушкин из ссылки иронически писал, отправляя издателю свое новое стихотворение: «Посылаю Вам из моего Пафмоса Апокалипсическую песнь» (речь идет о стихотворении «Герой», 1830). В литературном русском языке стандарта речи относительно понятий из «Откровения» не существовало.
При императоре Александре I Российское Библейское общество создало русский перевод текста Нового Завета, который был напечатан в 1821 году. Но Синод вынудил государство прекратить деятельность общества. Распространение русского издания было запрещено. Но интерес к знакомству с текстом Библии не утихал: так, в 1850-х этот русский перевод начали перепечатывать там, где это можно было делать без одобрения цензуры – за границей.
Попытки самостоятельных переводов некоторых книг предпринимали священники и светские лица – в частности, Василий Жуковский перевел весь Новый Завет параллельно с работой над «Одиссеей». Наконец, в 1876 году, после долгой работы, был опубликован Синодальный перевод Библии. Он разошелся и продолжает расходиться огромными тиражами – и, конечно, после его публикации уровень знакомства читающей публики с «Откровением» кардинально изменился. Например, в 1883 году были написаны сразу два эмоциональных стихотворения целиком по мотивам книги – «Аваддон» А. Фета и «Из Апокалипсиса» К.Р. (см. Приложение), и со временем число произведений самых разных авторов возрастает. В этот же период возникает нечто новое и в изобразительном искусстве – эскизы фресок Виктора Васнецова.
Итак, в русской литературе (в первую очередь – в поэзии) 2-й половины XIX века веско появляется «Откровение». И, конечно, это связано не только с тиражами Синодального перевода, но и с тем, что XIX век подходит к своему концу. То есть вскоре настанет один из тяжелейших периодов русской истории, а именно в канун таких моментов, когда общая напряженность и трагические ожидания витают в воздухе, интерес к «Откровению» увеличивается. Недаром максимальное число скрытых цитат из этой книги обнаруживается в литературе Серебряного века и ранних послереволюционных лет. В 1905 году в эссе «Апокалипсис в русской поэзии» Андрей Белый пишет: «Апокалипсис русской поэзии вызван приближением Конца Всемирной Истории» (впрочем, говоря скорее о качестве стихов).
Мотивы «Откровения» в той или иной форме (эпиграфы, скрытые цитаты или поэтический пересказ целых глав) встречается у большинства русских поэтов. Вот лишь начало их списка: Апухтин, Блок, Брюсов, Бунин, Волошин, Гумилев… Иногда отсылки к «Откровению» – это всего лишь намеки, и уловить их может лишь хорошо знакомый с текстом книги. Поэтому в Приложении к данному изданию помещена небольшая подборка этих поэтических текстов – после прочтения иллюстрированного «Откровения» даже давно известные тексты Серебряного века приобретут новую глубину.
Виктор Васнецов. «Апокалипсис», 1887 г. Дом-музей В. В. Васнецова (Москва). Эскиз росписи Владимирского собора в Киеве
Разумеется, не минуло воздействие «Откровения» и прозу. Это может быть просто использование ярких клише – как пример, террорист Савинков свои полуавтобиографические романы называет «Конь бледный» (1909) и «Конь вороной» (1923). Многочисленны также и традиционные размышления о судьбах России в апокалиптическом ключе, которые продолжили писать и в эмиграции. Отлично был знаком с «Откровением» и Булгаков, что прочитывается не только в «Мастере и Маргарите», но и в сочинениях о Гражданской войне. Удивительно, но не единожды в русской литературе появляется немного комическая фигура комментатора-любителя, фаната «Откровения»: Достоевский вводит такого персонажа, чиновника Лебедева, в «Идиота», а у Шолохова в «Тихом Доне» этим занимается дед Гришака. Поскольку материала очень много, тема апокалиптических и эсхатологических мотивов в русской литературе сегодня активно исследуется литературоведами.
