Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов - [32]

Про себя я хихикнула. Мы с Брэдшоу много лет развлекались тем, что ставили друг друга в невозможное положение, и теперь ему меня не переплюнуть.

— На самом деле, — высокомерно изрекла леди Кэтрин, — я говорила с командором Брэдшоу, и он посоветовал обратиться к вам.

— А-а…

— Скажем, с понедельника, — продолжала леди Кэтрин. — Беллетриция может прислать за моей дочерью карету, но имейте в виду: если экипаж окажется неподходящим для ее нужд, он будет отослан обратно.

— С понедельника? Превосходно, — сказала я, быстро придумав ответ. — Предполагаемый профессионализм мисс Анны будет очень кстати. Как вы, несомненно, слышали, «Фанни Хилл» переведена из литературных непристойностей в жанр бульварного романа, и изрядные навыки вашей дочери могут пригодиться для переподготовки персонажей.

Леди Кэтрин с минуту молчала.

— Абсолютно невозможно, — сказала она наконец. — Следующая неделя в нашем календаре самая занятая. Я сообщу вам, когда и где она примет свои обязанности. Всего доброго!

И с фырканьем самого надменного свойства она удалилась.

Я вернулась к Четверг-5, ожидавшей меня возле двух ремонтируемых карет, и мы направились к конторе прорабов. Проходя мимо побитой молью лошади, я услышала, как она спросила у другой облезлой старой клячи:

— Так о чем вообще вся эта «Гордость и предубеждение»?

— Это про лошадь, которая тянет карету Беннетов, — ответила ее товарка, засовывая морду в мешок с овсом и задумчиво жуя.

— Входите, пожалуйста, — пригласил прораб, и мы вошли в рабочий домик.

Внутри помещалась аккуратная и упорядоченная чертежная мастерская. За кульманами сидели с полдюжины осьминогов, облаченных в тартановые жилетки, отчего они напоминали волынки-переростки — за исключением одного, который на самом деле являлся волынкой-переростком. Все они изучали планы книги, сверялись с отчетами о повреждениях, а затем набрасывали рекомендации по ремонту в восьми разных блокнотах одновременно. Когда мы вошли, все осьминоги с любопытством захлопали на нас глазами, кроме одного, который спал и во сне бормотал что-то про «садик в тени»,[26] и еще одного, наигрывавшего меланхоличную мелодию на греческой гитаре.

— Как странно, — заметила Четверг-5.

— Ты права, — согласилась я. — Тим обычно играет на лютне.

В центре комнаты склонился над чертежами книги Изамбард Кингдом Бунюэль в нарукавниках. Это был мужчина средних лет, выглядевший так, словно он немало повидал в жизни и это пошло ему только на пользу. Его темный шерстяной костюм был заляпан грязью, он носил высокий цилиндр и безостановочно перекатывал во рту незажженную сигару. Он оживленно беседовал с тремя своими верными помощниками. Первого лучше всего описать как безумного монаха с жутким расходящимся косоглазием, облаченного в грубую рясу. Вторая была наркобаронесса, сверкавшая и переливавшаяся так, будто только что спрыгнула с карнавальной платформы в Рио. Третий был более эфемерен — просто бесплотный голос, о котором было известно только, что его зовут Гораций. Разговор вертелся вокруг необходимости выполнить все положенные работы и при этом не выйти за рамки бюджета, затем перешел на Лореттины блестки, потом заспорили, в какой из имеющихся ресторанов пойти ужинать.

— Четверг! — воскликнул Изамбард, когда мы вошли. — Вот так счастливая неожиданность! Надеюсь, вы в доброздравии?

— Всамделишно в доброздравии, — ответила я.

Инженерное мастерство Бунюэля не знало равных не только с чисто механистической точки зрения, но и в плане его несколько сюрреалистического метода решения проблем, на фоне которого литконструкторы рангом пониже бледнели до полной неразличимости. Он первым додумался использовать заварной крем в качестве текстоносителя для увеличения пропускной способности литшифровальных машин, он первым начал гидропонное выращивание годной к применению скрытой иронии. Когда он не работал в направлении декриминализации грамматических злоупотреблений класса «В», таких как «И» в начале предложения, он занимался разработкой новых и интересных фабульных устройств. Это он предложил новаторский поворот сюжета в «Убийстве Роджера Экройда»[27] и «воспоминания Галли Трипвуда» в «Замке Бландинг».[28] Естественно, у него были и другие, не столь важные идеи, не снискавшие расположения, такие как батальные сцены с брошенной немецкой подлодкой в «Таинственном острове», новый процесс выпаривания кавычек из вареных мышей, метод противограммазитной обработки книг путем маринования их в росе и целая куча забавных новых слов, которыми пользовался он один. Но его удачи были больше, чем сумма его промахов, а это и есть величие.

— Надеюсь, у нас не возникло никаких неприятственностей с беллетрицией?

— Никоим образом, — заверила я его. — Вы говорили с Брэдшоу кое о чем?

Он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Моя память авоськовеет с каждым днем. Идемте со мной.

Мы покинули бытовку и скорым шагом направились к пустой книге, Четверг-5 топала следом.

— Еще семнадцать раз пробьет, прежде чем нам придется запустить это все по новой, — сказал он, утирая лоб.

— А успеете?

— Должны окейнуть, — смеясь, ответил Изамбард, — предпологичивая, что миссис Беннет не выкинет чего-нибудь разумного.