Апокалипсис «Фунги» - [3]

Сагалевич послушно присел на табурет.

— Этот способ выживания гриба встречается еще сорок восемь миллионов лет назад, на окаменевших остатках. Однако за этот срок ничего не изменилось, гриб паразитирует все на тех же муравьях. Природа решила уберечь все живое от того, что сама создала, поставив блокировку мутациям клеток гриба. Но вы не поверите, нам удалось снять этот барьер и мы пришли в ужас от тех возможностей, что заложены в этот неприметный гриб.

Сагалевич засучил ногами от нетерпения.

— Кордицепс однобокий умеет читать чужие ДНК как книгу! — Шенхель горящими глазами уперся в Сагалевича ожидая как минимум обморока.

Россиийский ученый был удивлен, но еще не смог проникнуться всей глубиной идеи.

— И он умеет приспосабливаться к абсолютно любому живому организму.

— То есть вы хотите сказать, что кордицепс однобокий может паразитировать и на человеке? — До Сагалевича дошли все опасные последствия открытия.

— Почему бы и нет. В конце концов циклоспорин полученный от такого симбиоза может быть намного эффективнее.

— Вы уже пробовали?

— Только на мышах. Эффект потрясающий. Смотрите, вот такая мышь. — Шенхель открыл шкаф достал банку с заспиртованным животным.

Сагалевич принял банку из рук профессора. Белая шерстка мыши волновалась вместе с двигающейся жидкостью. Сквозь однотонный белый цвет выделялись толстые рыжие волоски с небольшими утолщениями на конце. Ножки гриба с коробочкой для спор.

— Гриб словно читает всю цепочку ДНК, из которой он узнает о животном все и приспосабливает это животное для своих нужд. В дикой природе Кордицепс заставляет муравья повиснуть на листе или травинке на высоте в полметра от земли, где может спокойно развевать по ветру свои споры. С мышами он поступает совсем иначе. У тех мышей, у которых он начал контролировать мозг наблюдается повышенная социальная активность. Им непременно хочется быть в гуще своих сородичей, чтобы иметь возможность осеменить как можно больше особей. К зараженным особям мыши перестают испытывать интерес. Следовательно, зараженные мыши выделяют в воздух какой-то ферромон. И еще одна замечательная особенность. Мы одевали на здоровых мышей намордники не позволяющие спорам гриба проникать в организм через органы дыхания. — Профессор сделал паузу, ожидая увидеть реакцию в глазах Сагалевича.

— И…? — Сагалевич был не просто удивлен, вся его мимика выражала огромное нетерпение.

— Зараженные мыши кусали своих здоровых сородичей, заражая их спорами содержащимися в слюне!

— Невероятно! Это звучит довольно неправдоподобно. — На лице русского ученого застыла маска крайнего возбуждения. — А как долго живут зараженные особи?

— К сожалению не долго. Максиму двое суток. Продукты жизнедеятельности кордицепса ядовиты для мышей. Но свое дело они успевают сделать и за двое суток. В природе грибы растворяют плоть муравьев до сахаров и потом произрастают на этом, но здесь они применили совсем другой метод. Эта особенность кордицепса интересует меня больше всего. Каким образом он получает доступ к ДНК хозяина и каким способом ему удается влиять на его поведение?

— А сейчас есть живые зараженные мыши? — Спросил Сагалевич.

Переводивший его вопрос Владимир немного запнулся, и как показалось ученому перевел не совсем корректно.

— О, да есть! Пройдемте. — Шенхель обрадованный возможностью показать свои опыты распахнул дверь.

Перед лабораторией все оделись в герметичные костюмы и респираторы. В приглушенном свете люминесцентных ламп стояли ряды стеклянных «аквариумов». В опилках копошились мыши, крысы и кролики.

— А вот и наши мышки. — Шенхель постучал по стеклу «аквариума» пальцем. Три, еле живые мыши двинулись в сторону звука. Их шерсть была серой и ножки гриба почти не выделялись на ее фоне. — Им недолго осталось. У нас есть еще три таких, которых мы приготовили препарировать. Они сейчас в холодильнике лежат. Владимир, принесите одну мышь, мы покажем профессору.

Владимир снова замялся.

— В чем дело, Владимир? — Шенхель, как и все авторитетные ученые не любил повторять дважды.

— Этих мышей нет?

Шенхель выставился на молодого специалиста как на идиота, который говорит совершенно несуразные вещи.

— Как нет? А где они?

— Я не знаю? — Владимир пытался оправдаться. — Я с утра проверял журнал, там не было никаких записей насчет мышей. Я был уверен, что вы в курсе где мыши, но пока не занесли в журнал.

— Прекрасно! Вот в таком бардаке приходится работать, дорогой профессор. Разве допустима безответственность на такой опасной работе?

Несмотря на довольно прохладную температуру в помещении на лбу Владимира выступили капельки пота.

— Пойдемте профессор. Хватит на сегодня науки. Поехали ко мне домой, я размещу вас. Вы наверно устали, а я вас озадачил своими открытиями?

— Напротив, я напрочь забыл об усталости после того как узнал о вашей работе.

— Все равно, я предлагаю дома, в непринужденной обстановке продолжить наш разговор. У меня есть французский коньяк пятнадцатилетней выдержки. — Шенхель обернулся в сторону Владимира. — А вы, юноша в понедельник принесете мне объяснительную, или исчезнувших мышей. Я надеюсь, вы понимаете, какую опасность они представляют?