Анжелина и холостяки - [5]

— И что? Возможно, он просто не успел вовремя перевести деньги на нужный счет.

— Нет, речь шла не о чеке. По крайней мере, я так думаю. Она ясно сказала — «задаток». Значит, это прямой взнос от подрядчика. И тогда дело плохо.

— Чем именно?

— Если у Винса есть подрядчик, который не внес задаток, или, упаси боже, не один такой, он вполне может потерять бизнес. Серьезно. Раз в квартал я просматриваю документы, он очень рискованно ведет дело. Слишком любит покупать дорогие дома на побережье и возить Эми на курорты.

— Может, дамочка имела в виду «чек».

— Возможно. Хотя я чувствовала бы себя спокойнее, если бы у нас было чуть больше сбережений.

— Если ты так переживаешь, можем отменить вечеринку.

Взглянув в его глаза, она поняла, что Фрэнк искренне сочувствует. Его можно было читать как раскрытую книгу.

— Нет уж, это твоя единственная племянница, — нежно пожурила она. — Ты ей как отец, и она тебя обожает. Тине исполняется двадцать один. Угощение я приготовлю сама, и получится совсем недорого, к тому же я уже все купила.

— Все-таки если тебя это тревожит, то я мог бы помочь. — Перевернувшись, он взбил подушку и улыбнулся.

— Ну, не знаю, может, тебе позвонить Эми. И она примчится с куском торта, чтобы тебя утешить.

Он весело расхохотался.

— Нет уж, мне вовсе не нужен торт Эми. Я бы предпочел кусочек…

— Да как ты смеешь! — в притворном ужасе воскликнула Анжелина.

Она нежно взъерошила волосы Фрэнка. Он потянулся ей за спину, погасил настольную лампу. Затем нырнул под одеяло, и они страстно и томно растворились друг в друге — как всегда.

02.00.

Фрэнк беспокойно ворочался уже больше часа. Потом притих и уставился в потолок. Жена мирно посапывала рядом, свернувшись клубочком, чуть касаясь его ногами под одеялом.

— Анжелина, — прошептал он.

Она перевернулась, подтянула одеяло под подбородок.

— М-м?

— Я не могу уснуть.

— Давай подогрею тебе молока.

— Не надо, не вставай, я сам. А ты спи, ладно?

— Угу. Торт не трогай, это на праздник, — пробормотала она. — Люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Анжелина поглубже зарылась в теплое гнездышко, оставшееся от него на кровати. Засыпая вновь, она точно знала, что он обязательно попробует кусочек ее торта. Улыбнувшись, она простила его. Разве можно устоять перед таким лакомством.

...

Спускаясь по лестнице, Фрэнк слегка покачнулся. Левую руку покалывало, он несколько раз сжал и разжал кулак, восстанавливая кровообращение. Весь день у него ныли плечо и лопатка — странно, потому что он вроде бы не поднимал в последнее время ничего тяжелого. После сорока жизнь катится под уклон, припомнил он чью-то фразу.

Холл он пересек, не включая свет. По опыту Фрэнк знал, что яркий свет в коридоре, в отличие от шепота в темноте, обязательно разбудит Анжелину.

Обычно Фрэнк довольно легко засыпал, но в последние месяцы сон у него разладился. Отец страдал бессонницей, и Фрэнк помнил, как в детстве слышал шаги отца, бродившего по дому, когда все остальные уже крепко спали. Яблочко от яблони недалеко падает — пришла на ум еще одна поговорка.

Кухню заливал лунный свет, так что и здесь можно было обойтись без электричества. Да и вообще, яркий свет посреди ночи словно капитуляция перед бессонницей. Сначала свет включаешь, телевизор — это только вопрос времени, ну а потом история ясна: он проснется разбитый и замерзший на диване, с ощущением покинутости.

Фрэнк открыл дверцу холодильника и замер: торт в теплом сиянии лампочки стоял на верхней полке, точно на пьедестале, — во всем своем великолепии. Фрэнк вдохнул аромат шоколада, дразнящий, соблазнительный.

Он благоговейно приподнял торт, перенес его на стол, снял стеклянную крышку и опустил рядом — предельно аккуратно, даже сам не услышал ни звука. Упершись ладонями в столешницу, наклонился, снова вдохнул запах. Если прежде и была пусть слабая, но надежда на самообладание, этот божественный аромат уничтожил ее начисто.

Фрэнк давно разработал технологию посягательства на торты Анжелины. Поймали его лишь однажды (или, по крайней мере, он так думал), и потому он был вполне уверен в ее действенности. Нужно взять самый большой нож, отрезать тонюсенький ломтик, а потом просто тщательно замазать щель кремом и глазурью, которые Анжелина всегда оставляла в холодильнике для окончательной отделки перед подачей.

Он на цыпочках, точно крадущийся дикий кот, подобрался к буфету, достал тарелку и стакан. Вынул из холодильника кувшин с молоком и неловко, с громким стуком, опустил его на столешницу рядом с тортом. Едва не уронил, рука будто онемела. Нужно действовать аккуратнее, не то перебудит весь дом. Он пошел за ножом и вилкой. Вилка выскользнула из руки, с громким звяканьем упала на пол — Фрэнк раздосадованно скривился.

— Это просто смешно, — пробормотал он. Наклонился за вилкой.

Словно горячий гранитный осколок вонзился в грудь.

Комната погрузилась во тьму, точно диафрагма схлопнулась в фотокамере. Боль острым шипом пронзила ребра, сбивая с ног, и он тяжело осел на пол, пытаясь устоять хотя бы на четвереньках. Пока зрение медленно возвращалось, Фрэнк думал только о том, чтобы подняться на ноги.

Почему-то казалось, что если ему не удастся подняться сейчас, то он уже никогда не сможет встать. Фрэнк протянул руку, нащупывая стул, ухватился за сиденье и попробовал опереться на него. Тут его настигла вторая волна боли. Голова запрокинулась и со стуком ударилась о столешницу. Сквозь туман полыхнуло пламя. Фрэнк закричал бы, но не смог сделать вдох.