Анжелика. Маркиза Ангелов - [65]

— А я? — вскричал маркиз, простирая руки к небу. — Вы думаете, я не испытываю трудностей? Еще как испытываю, но до сего дня смиренно удерживал себя от всякой работы, присущей простолюдину и способной навредить репутации дворянина.

— Кузен мой, ваши доходы не сопоставимы с моими. Можно сказать, что я живу в нищете, не получая при этом никакой помощи от короля и страдая от притеснений ростовщиков из Ниора.

— Знаю, знаю, мой храбрый Арман. Вы никогда не спрашивали себя, как я, человек двора, занимающий два серьезных поста, поддерживаю в более и менее сносном состоянии свое материальное положение? Уверен, что не спрашивали! Ну так вот! Знаете ли вы, что мои траты во много раз превышают мои доходы? Это вполне нормально, учитывая доходы от моих владений дю Плесси, доходы моей жены в Турене, должность офицера королевской палаты — примерно сорок тысяч ливров — и главы военного лагеря Пуату. В общем, получается где-то сто шестьдесят ливров чистого дохода…

— Хм, я бы вполне удовольствовался десятой частью этого, — сказал барон.

— Секундочку, дорогой деревенский кузен. У меня сто шестьдесят тысяч ливров дохода. Но знайте, что с тратами моей жены, полком моего сына, моим парижским отелем, моим временным проживанием в Фонтенбло, моими постоянными путешествиями, в которых я сопровождаю королевский двор, с процентами, которые надо регулярно уплачивать за различные займы, с приемами, нарядами, экипажами, слугами и так далее я трачу по триста тысяч ливров.

— Итак, за год ваши расходы превышают доход на сто сорок тысяч ливров?

— Вы сами все подсчитали, дорогой кузен. Я позволил себе произнести этот скучный длинный монолог перед вами только для того, чтобы вы осознали, насколько невозможно для меня просить о чем-либо господина Тремана, сюринтенданта финансов Пуату.

— Но вы же знакомы с ним.

— Я знаком с ним, но я с ним больше не вижусь. Мне уже надоело повторять вам, что господин Треман на службе у короля и королевы и, возможно, даже предан Мазарини.

— Ах да! Конечно…

— Именно из-за этого он больше и не появляется в нашем обществе. Вы не слышали о том, что принц Конде, которому я остаюсь верным, поссорился с королевским двором?

— Откуда мне знать? — произнес Арман де Сансе в полном недоумении. — Я видел вас несколько месяцев назад, и тогда, кажется, у регентши не было лучшего советника, чем принц Конде.

— Ах, с тех пор многое изменилось, — вздохнул маркиз дю Плесси с досадой в голосе. — У меня нет желания рассказывать все подробно. Достаточно знать, что если королеве, ее двум сыновьям и этому чертову кардиналу удалось снова обосноваться в Лувре, то только исключительно благодаря господину Конде. Однако вместо благодарности с ним обошлись совершенно возмутительно. Ему не пожелали отдать в управление Гиень, его брату Конти — Прованс, а Ларошфуко, жену и сына которого принц спас, когда их не выпускали из Шантильи, получил в управление Блуа. При этом принца еще на некоторое время сажали в тюрьму. Согласитесь, это немало…

Отныне господин принц считает себя ярым врагом Мазарини и всех, кто выступает на его стороне. Недавно господин де Марсийак приезжал на похороны своего отца и собирал дворян Пуату как раз по поводу Фронды. Он просил поддержать сторону Гастона Орлеанского. Почему вы, человек высокого происхождения, не откликнулись на его призыв?

— Я? — в ужасе воскликнул Арман де Сансе.

— А почему нет? Все дело именно в этом. Ведь отношения между жалким двором и великими деятелями королевства накалились уже давно. Предложения, с которыми выступила Испания, показались принцу весьма интересными. Он приехал ко мне, чтобы обдумать все основательно.

— Испанцы делали какие-то предложения? — изумился барон.

— Да. Говоря между нами и полагаясь на дворянское чувство чести, представьте себе, что король Испании Филипп IV собирается подарить нашему великому генералу, так же как и господину Тюренну, армию по десять тысяч человек каждому.

— Но зачем?

— Чтобы ограничить возможности регентши, разумеется, и этого вора кардинала, который сейчас, слава богу, обратился в бегство!

Испанские армии под командованием господина Конде войдут в Париж, и тогда Гастон Орлеанский — Месье, брат покойного короля Людовика XIII, будет провозглашен королем. Монархия будет спасена и наконец-то избавится от женщин, детей и иностранца, который ее позорит. Учитывая все это, подумайте, что я могу сделать? Я спрашиваю вас! Чтобы поддерживать тот образ жизни, который вам описал, я не могу себе позволить содействовать какому-либо гибельному делу. Кстати, народ, парламент, двор — все ненавидят Мазарини. А королева продолжает за него держаться и не собирается от него отказываться. Невозможно описать, какое существование влачат королевский двор и маленький король уже два года, — его можно сравнить лишь с цыганскими скитаниями: побеги, возвращения, ссоры, войны и все в таком же духе…

Это слишком. Король Людовик XIV уже выбыл из игры. Кстати, я должен заметить, что дочь Гастона Орлеанского — высокомерная мадемуазель де Монпансье — ярая фрондерша. Она уже сражалась год назад на стороне восставших. Она хочет возобновить бой. Моя жена ее обожает, и та отвечает ей взаимностью. Но на этот раз я не позволю Алисе вступить в какую-либо партию, кроме моей. Нет ничего плохого в том, чтобы повязать себе в качестве пояса голубой шарф и вставить в шляпку колосок, если это не ведет к разладу в отношениях между супругами. А у Алисы такой характер, что она всегда должна выступать «против»: против обычных подвязок для чулок — за шелковые, против челки — за открытый лоб и так далее. Такая позиция ей кажется оригинальной. Сейчас она против регентши Анны Австрийской, потому что та сказала ей, что сосательные таблетки, которые она всю жизнь использовала для свежести дыхания, напоминают ей по запаху слабительное. Ничто не заставит Алису вернуться ко двору, где она скучает от набожности королевы и выходок маленьких принцев. Я думаю, мне придется присоединиться к жене, раз она не хочет присоединиться ко мне. У меня к ней слабость, я нахожу ее пикантной, а также ценю ее таланты в искусстве любви… В конце концов, Фронда — приятная игра…