Анжелика. Королевские празднества - [69]

Тринадцатого июня кардинал в последний раз отправился на Фазаний остров, который позднее войдет в историю как Остров Переговоров или Остров Клятв. Он пробыл там три часа, но ни один хроникер не упоминает, зачем Мазарини туда ездил и с кем встречался. Возможно, он в одиночестве вспоминал о том, как почти два года вел здесь мирные переговоры.

Уже начали разбирать временный дворец, воздвигнутый и украшенный по случаю предстоящих торжеств распорядителем испанского короля, доном Диего Веласкесом, который простудился и умер через несколько месяцев после свадьбы Людовика XIV.

Исчезли ковры и гобелены, картины и мебель.

Как только прошли последние мулы королевского обоза, разобрали опоры временных мостов. Под грохот снимаемых и увозимых досок постепенно возрождалась прежняя водная граница.

Оглядывая места, где в воздухе витали воспоминания недавних побед, Мазарини вспоминал о том теперь уже далеком времени, когда, казалось, все было потеряно. Изгнанный в далекий Кёльн, он оттуда наставлял королеву-регентшу, вселяя в беспечную от природы женщину удивительное мужество. Она высоко держала голову и достойно сопротивлялась стае оскалившихся волков, шакалов и стервятников. Она ждала его — любимого и любящего ее мужчину, черпая в ожидании силы, чтобы бороться, и радость, чтобы жить. Он вставал стеной между ней и ее врагами, вел бесконечные переговоры, сносил любые оскорбления. Наконец враги выдохлись, и тогда Мазарини сокрушил их — одного за другим.

Ненависть переполняла всех. Не найдя ничего лучше, народ, парламент, герцоги и даже принцы сплотились против кардинала. И тогда Мазарини исчез, чего от итальянца никак не ожидали. Исчезновение — не бегство. Он лишь отступил на время. Покидая страну, Мазарини выпустил на свободу гаврских заключенных: Конде, Лонгвиля и Конти, позволив им ввергнуть страну в хаос[201].

Быть может, именно в последний день пребывания на Фазаньем острове, когда Мазарини воскрешал в памяти статьи мирного договора, согласно которым Франция без единого выстрела, ловкостью, уверенностью, хитростью и тонким расчетом расширила границы королевства, и зародилась в его голове заманчивая идея.

Там, далеко на севере, у границы с испанскими Нидерландами находились цветущие равнины Артуа, откуда враг некогда вторгся во Францию и серьезно угрожал Парижу. На юге, у восточного подножия Пиренейских гор, расположилась Сердань — часть Каталонии, входившей в состав королевства Арагон и стремившейся обрести независимость от испанской короны.

Верхняя Сердань[202], лежащая с французской стороны Пиренеев, с наполненными солнечным светом долинами между неприступными горами и полями пшеницы в предгорьях. Руссильон, с его реками, несущими игривые воды к Средиземному морю, колыбели великих цивилизаций и извечной арене многочисленных битв и противостояний. Сам Руссильон когда-то входил в состав французского королевства. Сегодня его судьба была решена окончательно.

Артуа, Сердань, Руссильон. Добавьте к ним Эльзас — германские земли на левом берегу Рейна, которые он, Мазарини, заполучил для Франции в 1648 году, согласно Мюнстерскому договору. Эльзас и его сердце, свободный имперский город Страсбург[203], который Франция тоже когда-нибудь завоюет.

Сегодня кардинал мечтал возвести в Париже величественный дворец, который откроет двери уроженцам новых земель. Под опекой доброжелательных хозяев они познакомятся с французским языком и проникнутся французской культурой. Этот дворец станет олицетворением дипломатических побед Мазарини.

Позабыв о злобе, с которой к нему относились парижане, кардинал мечтал оставить свой след в городе, где собрано столько прекрасных произведений искусства. Он мог бы находить новые, скупать их и собирать в Париже, городе, залитом мягким и живым светом, с его Сеной, подобной которой нет нигде в мире.

Самое трудное — отыскать для строительства подходящее место. Мазарини мечтал о дворце, выстроенном в соответствии с последними архитектурными новшествами, который сочетал бы в себе французское изящество и элегантность с величием древнего Рима.

Кардинал решил написать Жану Батисту Кольберу, чтобы тот немедленно начал работать над проектом строительства белокаменного дворца, который станет храмом культуры и центром изучения французского языка — Коллежем Четырех Наций[204].

* * *

Двенадцатого июня в Сен-Жан-де-Люз прибыл граф Фуэнсалдана, чрезвычайный посол короля Испании. Его встречали в Урруни представители французского посольства маршал де Клерамбо[205] и месье Шарбен-Боней и ожидала присланная королем карета. Их сопровождали придворные в пышных богатых одеждах.

Обоз графа превосходил по величине тот, что прислали для королевы. Он состоял из тридцати восьми навьюченных мулов, по испанской моде покрытых вельветовыми попонами пурпурного цвета, на которых золотой нитью были вышиты гербы; тридцати ухоженных, лоснящихся коней; восьми карет, запряженных шестерками лошадей, и множеством разодетых стражников. Караван с музыкой и рукоплесканиями подвели к дому, где от лица короля посла встретил герцог де Креки.

Четырнадцатого июня его пригласили на испанскую комедию, а затем — на устроенный его высокопреосвященством чудесный ужин, включавший двадцать четыре перемены блюд.