Анжелика. Королевские празднества - [37]

Впервые праздник прошел в льежской епархии в 1246 году, что было вполне в духе Льежа, всеми силами стремившегося к независимости и к первенству во всех областях, в том числе и в духовной. Религиозный пыл герцогства охватил вскоре и всю Испанию, которая стала отмечать праздник Тела Господня пышными шествиями géants[131], представляющих прежних хозяев страны — мавританских правителей — и прочих знаковых фигур испанской истории.

Анжелика вспомнила, что во французских городах и деревнях тоже шли подобные процессии, и как в Монтелу она вместе с другими детьми срывала лепестки первых роз в саду мадам де Сансе и бросала их под ноги идущим.

Но здесь праздник Тела Господня проходил с куда большим размахом. Процессии сопровождались самыми прекрасными и, несомненно, самыми необыкновенными баскскими танцами.

Аббат де Монтрей снял у одной испанской хозяйки все окна на этаже для своих друзей. В Сан-Себастьяне он провел ночь, готовясь к приему гостей, а на рассвете вернулся, чтобы сопровождать карету, заполненную восторженными дворянами, в числе которых оказалась и Анжелика, привлеченная заманчивыми рассказами о празднике и поддавшаяся на уговоры Лувиньи, брата графа де Гиша, которого она хорошо знала и который тоже был здесь.

Переправившись на лодках через Бидассоа вблизи Андея, компания в двух открытых каретах и верхом устремилась в Сан-Себастьян.

Все в этих краях выглядело диковинным. Многие нравы и обычаи местных жителей казались французам странными.

Их часто останавливали группы людей, которые направлялись в Сан-Себастьян, чтобы присоединиться к шествию, и мимоходом предлагали маленькому каравану различные прохладительные напитки в ослепительно-чистых стеклянных чашах: ледяную воду с корицей, кисловатой вишней или жасмином. Среди попутчиков не было ни одного пьяного, и вскоре путникам стало ясно, что неумеренная тяга к спиртному — самый позорный грех для испанца.

По большей части эти группки состояли из нескольких молодых женщин и юношей, за которыми заботливо присматривал священник. Они тряслись на телеге или на двуколке, а иногда шли пешком. Пешим предлагали место в карете, и когда все рассаживались, начинались разговоры. Все любезно предлагавшиеся напитки были ледяными, и Анжелика на собственном опыте убедилась, что «снег» в Испании ценится не меньше, чем хлеб во Франции.

Взвешенные размышления и сдержанные замечания попутчиков позволили французам заключить, что испанцам присуще совершенно особое понимание чести, и аббат де Монтрей, хороший исповедник и знаток сердец человеческих, высказал мнение о том, чем же больше всего отличаются друг от друга испанец и француз. Первый, сказал аббат, может прозябать в нищете и голодать неделями, но, если он «идальго», то есть «сын того-то», а значит, происходит из древнего и благородного христианского рода без примеси мавританской или еврейской крови, он будет чувствовать себя значительнее любого богатого купца, не знающего, куда ему девать деньги. И сколько не ищите, вам не найти знатного испанца, которого можно было бы назвать толстым. Кто-то слабо возразил, что, мол, монсеньор епископ Памплоны — весьма упитанный человек, хотя и испанец. На что аббат ответил, что епископ родом из Франш-Конте[132].

Французы признали, что подобного поведения им не понять. В их стране каждый, будь то принц или бедный крестьянин, искренне полагает, что его родина, да что там — весь мир, без него погибнет, и подобное убеждение, в конечном счете, наделяет всю нацию чувством глубокого самодовольства.

Так, сдобренный шутками и рассказами, путь показался короче, чем был на самом деле. Но Анжелика вдруг осознала, как же далеко она от Сен-Жан-де-Люза.

Сан-Себастьян — большой портовый город, где бросали якоря и поднимали паруса галеоны из Америки.

Король Испании, редко посещавший свои владения в Стране Басков, сегодня принимал в Сан-Себастьяне подданных. В сравнении с испанским городом, застывший в ожидании французский Сен-Жан-де-Люз, маленькое поселение китобоев на противоположном берегу реки Бидассоа, казался менее колоритным, несмотря на красивые дома, построенные купцами-судовладельцами.

Кроме того, в этот великий для всех христиан праздник Тела Господня большинство французских дворян перебрались из Сен-Жан-де-Люза в Сан-Себастьян. Французская знать буквально заполнила город, ведь праздник Тела Господня был и их национальным праздником. Улицы, по которым должна была пройти процессия, устлали зелеными ветками, а стены домов украсили гобеленами. Особенно хороши были дворцы маркиза Сан-Милло-и-Лос-Эхеберрис, маркиза Морлара и графа Виллы-казар, а на Главной улице дворец Баланги и некоторые другие дома украсили знаменами герцога Антонио Окандо, генерала дона Хуана Хавери, маркиза Вилларубы и многих других знатных персон, уроженцев Сан-Себастьяна.

Появление инфанты ожидалось только после того, как процессия минует резиденцию Марии-Терезии — дворец Сореги, расположенный в двадцати шагах от церкви Святой Марии — главного собора, откуда начиналось само шествие.

Но, поскольку несколько весьма недурных собой французских дворян и четыре или пять придворных дам в огромных, украшенных перьями шляпах непрестанно кружили вблизи дворца инфанты, «она, не в силах сдержать нетерпение, показалась два или три раза».