Анжелика и её любовь - [59]

Вполне удовлетворенный тем, как протекало начало лечения, Абд-эль-Мешрат объяснил также, что так как к ране, по счастью, не прикасался ни один хирург, все разорванные и надорванные мышечные волокна уже срослись как следует. И поскольку, благодарение небу, раненый избежал такого страшного осложнения, как гангрена — единственной подлинной опасности при такого рода длительном лечении — он, Мешрат, лишь завершит дело, так хорошо начатое мэтром Обеном, палачом короля Франции и так счастливо продолженное долгими скитаниями, в которые его подопечный пустился после перенесенных пыток, чтобы избавиться от своих мучителей.

Подобно арабским ювелирам, Абд-эль-Мешрат отделывал свое творение с величайшей тщательностью. «Скоро вы будете ходить так красиво, что ваша походка произведет впечатление даже на самых высокомерных испанских грандов!» — говорил он.

Измученный Жоффрей де Пейрак вовсе не требовал столь многого. В прошлом он сумел настолько приноровиться к своей хромоте, что вполне смирился с мыслью, что встав на ноги, будет хромать еще сильнее. Лишь бы скорее начать ходить, скорее вновь обрести привычную силу и возможность владеть не только руками, но и ногами. Хватит валяться, он и так уже стал развалиной, и его силы убывают с каждым днем! Чтобы убедить его соблюдать необходимые ограничения вплоть до достижения окончательного результата, Абд-эль-Мешрат растолковал ему, что изменить походку для него очень выгодно, ибо так ему будет легче сбить со следа своих врагов. Если однажды он решится вновь ступить на землю французского королевства, кто сможет узнать в человеке, чья походка ничем не отличается от походки других людей, того, кого когда-то называли Великим лангедокским хромым? Мысль о столь неожиданной уловке весьма позабавила Жоффрея де Пейрака и убедила его во всем следовать предписаниям врача; с тех пор он принялся так же настойчиво, как и Абд-эль-Мешрат, добиваться результата, близкого к совершенству. Несмотря на болеутоляющие бальзамы и настойки, ему пришлось выдержать долгие муки. Рана под коленом оставалась открытой и болела, а он должен был сгибать и разгибать ногу, приучая ее действовать. Абд-эль-Мешрат заставлял его часами плавать в бассейне, чтобы нога не утратила гибкости и, главное, чтобы рана не закрылась. Порой ему хотелось только одного — спать, а от него требовали подвигов, не меньших, чем во время его бегства и возвращения в Париж. Врач и его помощники были неумолимы. К счастью, арабский ученый, человек тонкого ума, умел понять своего пациента, хотя их принадлежность к различным цивилизациям, казалось, могла бы воздвигнуть между ними непреодолимую преграду. Но они оба уже сделали немало шагов навстречу друг к другу. Абд-эль-Мешрат безукоризненно владел французским и испанским. А граф немного знал арабский и быстро совершенствовался.

Сколько дней протекли так, в белом спокойствии магрибского дома? Даже сегодня он этого не знал. Недели? Месяцы? Год?.. Он не считал. Время тогда приостановило свой бег.

Никакие шумы не проникали за высокие стены дворца; туда не входил никто, кроме вышколенных, молчаливых слуг. Казалось, что окружающий мир исчез. Недавнее прошлое с мраком и холодом тюремных камер, зловонием Парижа и каторжной тюрьмы в Марселе постепенно застилалось дымкой и начинало казаться Жоффрею де Пейраку каким-то причудливым, страшным видением, порождением его болезненных кошмаров. А реальность — яркая, пронзительная — это темно-синее небо над зубчатыми стенами патио, аромат роз, усиливающийся в послеполуденный зной, возбуждающий в сумерках, аромат, к которому примешивается запах олеандров и иногда — жасмина.

Он был жив!

Глава 19

Настал день, когда Абд-эль-Мешрат рассказал ему наконец о покровителях, чье могущество позволяло ему, христианину, жить в самом сердце владений ислама, точно в магическом круге, где с ним не могло случиться ничего дурного. Из этих откровений он понял, что его врач считает партию выигранной, и его выздоровление теперь просто вопрос дней.

Арабский лекарь рассказал ему о войнах и мятежах, которые залили кровью королевство Марокко. Граф с немалым удивлением узнал, что даже в Фесе время от времени совершаются массовые казни. Достаточно было подняться по лестнице и заглянуть за стены дворца, чтобы увидеть виселицы и кресты, которые почти никогда не пустовали — на них только менялись жертвы. Это были предсмертные конвульсии царствования Мулея Арши, у которого его брат Мулей Исмаил вырвал власть с жадным нетерпением молодого грифа.

Теперь править будет Мулей Исмаил. И он желает привлечь к себе на службу его, Жоффрея де Пейрака, крупного христианского ученого.

«Он или скорее тот, кто его представляет и руководит его действиями с детских лет, — его министр, евнух Осман Ферраджи».

Тайный советчик нового властителя, еще нетвердо сидевшего на троне. Осман Ферраджи был по происхождению черный семит; в детстве он был рабом марокканских арабов. Умный и хитрый, он знал, что его всегда будут попрекать его расовой принадлежностью, если он не сумеет стать незаменимым.

И он вынашивал множество хитроумных замыслов, с проворством и точностью паука ткал свою паутину, то встряхивая одну нить, то вдруг забрасывая и закрепляя другую, чтобы в конце концов задушить жертву, которую перед тем ловко лишил всякой способности к сопротивлению.