Анжелика и её любовь - [137]

К счастью, здесь, в Мэне, вдали от мира, никому не ведомый граф де Пейрак мог еще поступать по-своему. Массава знал, что его слову можно доверять. Он намеренно вручил топор войны своему приемному сыну-испанцу, ребенку, чьи родные были вырезаны одним из его племен, и которого он взял и воспитал, чтобы научить его «счастливой жизни». Поручая ему закопать в песок символический топор, он вновь подтвердил, что не хочет терять надежду.

Затем он уехал с грузом подарков. На смену дневному гомону пришла предсумеречная тишина. Когда люди разошлись, окрестности вновь обрели торжественность, присущую этой девственной земле.

Граф де Пейрак в одиночестве шел по песчаной отмели. Быстрым шагом он взбирался на красные скалы, которым вечерний свет придавал лиловый оттенок; время от времени останавливался, чтобы окинуть взглядом изрезанный берег.

Острова засыпали, окутанные туманом, похожим на бесчисленные облака на багряном небосводе. Очертания бревенчатого форта на высоком берегу сливались с лесом. Терялся силуэт «Голдсборо», стоявшего на рейде. Шум прибоя, казалось, становился все громче, превращаясь в звучную музыку. Море, всесильный повелитель берега, который оно лепило каждый раз по своему капризу, вновь вступало в свои права. Скоро наступит зима, пора жестоких бурь на американской земле: ураганы, суровые морозы, стаи голодных волков. Жоффрей де Пейрак будет тогда далеко отсюда: он встретит зиму в глубине страны, среди лесов и озер.

«Голдсборо» тоже будет далеко. Он поручит командование кораблем Эриксону, и в последние дни осени корабль отплывет в Европу, груженный мехами, единственным товаром, который пока поставляла эта полудикая земля.

Графа терзали сомнения. Как поступить с сокровищами инков, которые его ныряльщики подняли с испанских галионов, затонувших в Карибском море? Сумеет ли Эриксон их продать? Или лучше закопать их в песок на краю леса до следующего раза? Или же оставить их в распоряжении протестантов, которые сумеют извлечь прибыль, меняя монету за монетой на товары с кораблей, заходящих в залив? Но ведь есть опасность появления незваных гостей. Кто, кроме свирепых пиратов, может пристать к этому дикому берегу? Надо будет раздать мушкеты всем ларошельцам, а д'Урвилль, между двумя кружками кленового или кукурузного пива, всегда поддержит их огнем своих пушек. Под его началом останутся несколько человек из экипажа, а «Голдсборо» отвезет в Старый Свет жителей Средиземноморья и мавров. На смену им надо постараться найти новых переселенцев, лучше всего северян. Он посоветует Эриксону отправиться к себе на родину — правда, граф толком не знал, откуда тот был родом, Но наверняка с севера — и избрать преимущественно протестантов, которым будет легче ужиться в новой общине.

Но что делать с испанцами Хуана Фернандеса? Как поступить с ними, если они по-прежнему будут упорствовать в своем нежелании вернуться на выжженные плоскогорья Кастилии, привыкнув к жизни под сенью диких лесов Нового Света? Оставить их д'Урвиллю? Они не окажутся лишними, если придется стрелять из пушек или если пламя индейских бунтов охватит абенаков и могикан. Но мирное сосуществование с больным доном Хуаном Фернандесом и его подчиненными, обидчивыми, как арабы, и сумрачными, как инквизиторы, грозило множеством неожиданностей. Д'Урвилль и вождь Каку уже не раз обращались к нему с жалобами по этому поводу. А что будет, если дон Хуан вздумает ссориться с пастором Бокером, которого он считал еретиком?

Он решил забрать их с собой. Опытные воины, привычные к превратностям опасных походов, говорившие на нескольких индейских диалектах, были самыми подходящими людьми, чтобы обеспечить защиту каравана. Но испанцы вызывали такую неприязнь, что их присутствие могло пробудить недоверие и повредить планам графа. Впрочем, там, куда он направлялся, его уже знали. Там известно о покровительстве, которое оказывает ему великий Массава, поэтому примут и испанцев. Хотя прежде всего именно в них полетят из-за деревьев смертельные стрелы сарбаканов.

Почему же они не хотят вернуться в Европу? В этих несчастных, укрывшихся под его покровительством, Жоффрей де Пейрак видел символ упадка, грозившего величайшей из наций цивилизованного мира. Испания, с которой его связывало лангедокское происхождение и общие вкусы — горное дело, благородные металлы, морские приключения, завоевания, — скатывалась в пропасть, которой суждено было стать могилой ее могущества. Повинная в уничтожении 30 миллионов индейцев в обеих Америках, могла ли она устоять перед упадком, вызванным этим ужасным преступлением? Ей суждено было исчезнуть вместе с племенами, павшими ее жертвой. Старый Массава будет жестоко отомщен.

Кто же займет ее место в Новом Свете? Какому народу суждено собрать рассеянные силы, восстановить богатства, расхищенные жадными грабителями, принять на себя тяжкое наследие массовых побоищ? На этот вопрос уже можно было ответить. Удача выпадет на долю не одной нации-победительницы, а представителей разных стран, объединенных общей целью: добиться процветания новых земель и преуспеть вместе с ними. Во владениях Массава было больше всего белых американцев, но испанцы здесь не жили. Было много англичан и голландцев, которые недавно потеряли Нью-Амстердам, но примирились с его новым названием: Нью-Йорк. Были также шведы, немцы, норвежцы и много энергичных финнов, бесстрашно покинувших далекую родину ради страны, климат которой напоминал им Финляндию. Пейрак был одним из немногих французов, которым вздумалось поселиться на этой ничейной земле на севере штата. Влияние англичан, даже влияние Бостона, здесь мало ощущалось.