Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей - [9]
…Ночью Анжелика долго не спала, читала Плеханова, потом статьи Реклю об анархизме – пыталась понять, «за» кого она и с кем не согласна. Разумеется, личность профессора-коммунара произвела на неё очень сильное впечатление.
Да, соглашалась она с великим географом: жизнь миллионов людей – это лишь незаметные явления всеобщей великой эволюции, увлекающей всех нас в своё бесконечное движение. Разве что-то значат эти маленькие явления, называемые сегодня революциями, – неважно какими: астрономическими, геологическими или политическими? Что могут эти едва заметные, почти призрачные движения? Миллиарды революций сменят друг друга в мировой эволюции, в существующем прогрессе Вселенной. Как бы велики или малы они ни были, все эти революции – лишь часть большого цикла бесконечного процесса, которое подчиняется движению Солнца и светил.
Нет, она против! Сердце подсказывало Анжелике, что в философии анархизма ей недостаёт каких-то важных элементов – отправной точки и причинной связи. И тут прочитала у Плеханова: «Если социальная наука в конце концов все-таки выбралась из этого тупого переулка, то она этим обязана Карлу Марксу». На этой фразе, наконец успокоенная, она уснула…
Её соотечественники, студенты из России, были в большинстве своём неплохо подкованы в теории и практике социальной борьбы. Многие из них вели активную работу в подпольном движении, и у них было мало общего с теми молодыми студентами, которые родились и выросли в благополучных, богатых семьях. Она почтительно смотрела на этих русских, которые могли часами обсуждать идеи Маркса, участвовали в митингах и демонстрациях.
Новый университет давал лишь основные понятия о политэкономии, философских течениях, механике капитализма, истории революционного рабочего движения. Всё чаще Анжелика ходила в Народный дом, где по вечерам кипели жаркие споры, где говорили о необходимости и неизбежности новой революции, в которой обязательно победит пролетариат, и именно он приведёт человечество к социальной справедливости. Эти люди для Анжелики были героями. Она боготворила их издалека. А они боготворили Плеханова. Они звали его, и он пришёл…
Она благоговейно смотрела на высокого красивого мужчину за трибуной и не могла отвести взгляда. Аккуратно одетый, Плеханов больше походил на местного аристократа, чем на русского революционера, спасавшегося за границей от царской охранки. Сейчас он казался Анжелике иллюзионистом, магом: «Пока вы тут верите всему, что я говорю, пока вы смотрите в мои глаза, а я в ваши, разгадка фокуса останется в моём рукаве».
Его красивое, умное лицо завораживало. Тёмно-карие глаза смотрели то сурово из-под густых бровей, то иронично, с лёгкой усмешкой. Он говорил так убеждённо и страстно, что не было никакой возможности и желания спорить. Кто-то попытался спросить его о деле Дрейфуса, кто-то о монистическом подходе к истории – сбить с темы Плеханова оказалось невозможно.
Он рассказывал о созданной им группе «Освобождение труда», о своих встречах с Фридрихом Энгельсом, о налаженных контактах с петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» и его лидером Ульяновым, об участие в работе конгресса II Интернационала и докладом там о рабочем движении в России.
– Конгресс Второго Интернационала окончательно подтвердил разрыв между марксистами и анархистами, – звучал на весь зал его магнетический голос. – В отличие от всех течений утопически настроенной интеллигенции, мы, марксисты, убеждены, что промышленные рабочие в городах – даже в такой неразвитой стране, как Россия, – составят авангард любого революционного переворота, и он не за горами…
На сцене стоял уже не фокусник. Это выступал признанный основатель социал-демократической партии России, её представитель в Исполнительном комитете Второго Интернационала.
– Задача революционной интеллигенции сводится к следующему: она должна усвоить взгляды современного научного социализма, распространить их в рабочей среде и с помощью рабочих приступом взять твердыню самодержавия, – так закончил Плеханов своё выступление. – Революционное движение может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может!
Он ушёл с трибуны под бурные, продолжительные аплодисменты.
Если бы кто-нибудь сказал тогда Анжелике Балабановой, что через несколько лет лектор, выступавший в тот вечер в Народном доме, станет её другом и товарищем, а она – его помощником и заместителем в Исполкоме Интернационала, она, конечно, не поверила бы. А если б ей предсказали, что позже она выступит против Плеханова и разорвёт с ним всякие отношения, она, скорее всего, рассмеялась бы в лицо.
…Обожала Георгия Плеханова тогда не она одна. И течений в революционном движении было тогда больше, чем нужно. Как ручейки, они с разных берегов пытались слиться в едином русле реки, но на пути вставали островки и острова, откуда с кручи вещали разные личности, один другого круче.
Приезжала на лекции мэтра студентка Цюрихского университета Роза Люксембург. Её узкое лицо светилось каким-то благородством, прекрасные глаза излучали живой ум. Начинала она, как и многие девушки-эмансипэ, с феминизма: освобождение женщины считала важной частью программы по освобождению человечества от гнета капитализма. Про Розу потом будут говорить, что судьба обездолила её трижды: как женщину в обществе, где главенствуют мужчины; как еврейку в антисемитском окружении и как калеку. Из-за родовой травмы она на всю жизнь осталась хромой, её рост не превышал ста пятидесяти сантиметров, голова казалось непропорционально большой, – тут поневоле задумаешься о нелёгкой женской доле.
