Анютина дорога - [12]

— Ну его к дьяволу! Не надо пока связываться!— махнул рукой Прокоп. И бандиты начали отползать, опасаясь сближения с разъяренным Степаном.

А тот ворвался в кусты, начал крошить мотыгой вокруг себя, ослепленный гневом и ненавистью.

Прокоп с бандитами отползал все дальше и дальше…

Дети не выдержали, подхватились с земли, чтобы побежать на помощь Степану. И тут из-за пригорка вырвалась ватага пьяных мужиков, науськанных церковным старостой. С ревом, гиком устремились они на ребят.

Дети сбились в кучу. Лукерья встала впереди.

— Бей коммунию!— гаркнула пьяная ватага, набегая на столпившуюся малышню.

Та в испуге шарахнулась назад, на пахоте остались только Анютка и Тишка.

— Стой!— на все поле крикнула Лукерья, выхватив из кармана револьвер.— Кто из вас первый тронет дитенка — пуля на месте!— уже тише и спокойнее предупредила женщина-чекист.

Ватага остановилась, тяжело дыша.

— В чем дело?— спросила Лукерья.

— Уходи с нашей земли со своей коммунией!

— Земля не ваша, бывшая панская. Уездные власти отдали ее нам.

— Мы распоряжаемся панской землей, а не уезд!

— Вы распоряжаетесь той, которую получили.

— Не получали мы!

— Землю только беспортошным раздали!

— Значит, у вас своей хватает.

— А мы еще хотим!

— Почему только голодранцам панскую землю?!.

— Да бей их, чего смотреть!

— Пущай стреляет!

— Всех не перестреляет!

— Дави!

Ватага двинулась было, но Лукерья выстрелила вверх, и толпа снова осела...

Над полем нависла тяжелая пауза.

И разрядил ее маленький Тишка. Чувствуя, что страшные дяди хотят сделать плохое для ребят, он не выдержал, бросился с кулачонками на переднего мужика.

В пьяной толпе разразился гогот.

— Братцы! До чего дожили! Сопля двинула на нас!..

— Неужто поддадимся?!.

И чем злее Тишка колотил кулачком по мужицкому животу, тем громче гоготали. Злость маленького Тишки мужики превратили в пьяную потеху. И кто знает, может, эта заминка спасла ребят от трагической развязки. Пока пьяные мужики потешались над Тишкой, со стороны села лавиной валила толпа баб, мужиков, детей на помощь коммунаровцам.

— Наши! Наши бегут!— возликовала ребятня и начала хватать лопаты, мотыги, камни, комья земли, чтобы дать отпор кулачью.

Те заметили катившуюся на них волну сельчан с кольями, палками, вилами... В один миг слетел хмель. Налетчики поняли, что дело принимает серьезный оборот, отступая шаг за шагом, бросились врассыпную кто куда, под улюлюканье и свист осмелевших ребят. Вслед полетели камни, палки...

На холме появился Степан.

— Сейте, детки!— крикнул он издалека, подняв вверх мотыгу.— Сейте, я буду сторожить тута!..

На другом пригорке тоже показались люди, вернувшиеся из погони за пьяными.

— Смело сейте! Мы тут будем и никого не пустим до вас!— неслись с пригорка подбадривающие крики.

...«Мы победили»... Эти слова написаны мелом на широкой классной доске. Их хором повторяет вслед за Лукерьей класс коммунаровцев.

«Мы не рабы!» — сказано во второй строчке.

Ребята списывают с доски.

На грубо сколоченных столах шуршат листки бумаги, бумажные обрывки... Тетрадей нет и в помине. На двух учеников приходится лист, вырванный из старой конторской книги, на трех — грифельная доска. На класс — две самодельные ручки, грифель, карандаш. От стола к столу переходят эти драгоценные для того времени письменные принадлежности.

Анютка зажала ручонку Тишки в своей руке и выводит на грифельной доске: «Мы не рабы»...

«Да здравствует первая,— пишет Лукерья на классной доске кривыми буквами третью фразу,— гадовщина Октябрьской революции!»

Этот лозунг написан уже большими буквами и не на классной доске, а на длинном транспаранте, склеенном из старых обоев. Лозунг написали сами коммунаровцы...

...Сами коммунаровцы плетут под руководством Степана лапти из лыка, принесенного ими из лесу.

— Эх, и пройдемся на празднике в новых лаптях,— мечтательно вздохнул кто-то из ребят.

— Это еще надобно научиться, как ходить на параде, а уж посля похваляйся...— заметил Степан.

— Дядя Степан, а как ходить на параде?!

...— Ать, два, три, четыре!

Ать, два, три, четыре!

На весь двор звучит команда Степана. Он стоит посередине, а мимо него проходит длинная колонна ребят, построенных в ряды по три.

— Левай! Левай! Ать, два, три, четыре! Ать, два, три, четыре!— вдохновенно командует Степан, вспомнив армейскую муштру.— Запе-вай!

Тонкий детский голосок в передней шеренге затянул: «Смело мы в бой пойдем»…

...Под песню юные коммунары четко шагают уже по улице села... Впереди несут самодельное красное знамя, за ним длинный транспарант из старых обоев: «Да здравствует первая годовщина Октябрьской революции!» Коммунаровцы преображены. Все в новых лаптях, в стираных, старательно залатанных штанишках и рубашонках, платьицах. Пальтишки не на всех. Но зато на всех красные банты на груди. А самое главное — лица ребят, сияющие радостью праздничного шествия, на виду у всего села...

Впереди — Лукерья. Сбоку ковыляет в такт песне Степан, тоже преображенный и подтянутый по случаю праздника и гордый ответственностью за строевой порядок. Время от времени он отсчитывает команду, когда строй теряет шаг.

Это — первая Октябрьская демонстрация в селе. И неудивительно, что на песню и маршевый проход коммунаров на улицу высыпали все от мала до велика. Дети, те сразу примкнули к праздничной колонне, влились в ритм маршевого шага... По сторонам двинулись парни и девушки... На груди многих из них вспыхнули красные бантики. За молодежью потянулись мужики, бабы. И они принарядились: на головах новые платки, фуражки, на ногах — новые лапти, а кое у кого — сапоги, ботинки. Свитки перемешались с поддевками и пиджаками.