Аня из Инглсайда - [89]
Она стремительно шагнула вперед и склонилась над гробом. Обиды, что терзали ее столько лет, были отомщены. Она наконец дала выход своей ненависти. Все ее тело трепетало торжеством и удовлетворением, когда она вглядывалась в холодное, спокойное лицо мертвеца. Все ожидали взрыва мстительного хохота. Его не последовало. Гневное лицо Клары Уилсон вдруг изменилось, исказилось, сморщилось, как у ребенка. Клара… плакала.
Слезы струились по ее морщинистым щекам, когда она повернулась, чтобы покинуть комнату. Но Оливия Кирк поднялась, встала перед ней и положила руку ей на плечо. Несколько мгновений обе женщины смотрели друг на друга. Воцарившееся в комнате молчание казалось присутствием какой-то высшей силы.
— Благодарю вас, Клара Уилсон, — сказала Оливия Кирк. Ее лицо оставалось все так же непроницаемо, но в словах, произнесенных спокойным, ровным голосом, был скрытый смысл, заставивший Аню содрогнуться. Она чувствовала себя так, словно бездна вдруг разверзлась перед ее глазами. Клара Уилсон, возможно, ненавидела Питера Кирка, живого и мертвого, но Аня знала, что эта ненависть — ничто в сравнении с ненавистью Оливии Кирк.
Плачущая Клара покинула дом, пройдя мимо взбешенного Джеда, которому предстояло теперь как-то завершить эти испорченные похороны. Священник, намеревавшийся объявить последний гимн «Спасен в объятиях Иисуса», передумал и лишь произнес робкое благословение. Джед не объявил, как обычно, что друзья и родные могут в последний раз «взглянуть на останки». Он чувствовал, что единственным уместным действием будет немедленно закрыть крышку гроба и отвезти Питера Кирка на кладбище как можно скорее.
Аня глубоко вздохнула, спускаясь по ступенькам крыльца. Как хорошо было на холодном, свежем воздухе после душной, пропитанной запахом цветов комнаты, где ожесточение двух женщин было и их мукой.
День становился все более холодным и серым. Кучки людей тут и там обсуждали случившееся приглушенными голосами. В отдалении все еще было видно Клару Уилсон — она пересекала покрытое сухими стеблями трав пастбище на пути домой.
— Да видано ли такое? — ошеломленно покачал головой мистер Нельсон.
— Ужасно… ужасно! — твердил староста Бакстер.
— Почему никто из нас не остановил ее? — спросил Генри Риз.
— Потому что все вы хотели услышать, что она скажет, — заявила Камилла.
— Это было… неприлично, — сказал дядюшка Сэнди Мак-Дугал. Он нашел слово, которое нравилось ему, и с удовольствием повторил его: — Неприлично. Похороны прежде всего должны быть приличными… приличными.
— Эх, ну не чудная ли это жизнь! — сказал Огастес Палмер.
— Я помню, как Питер и Эми начали ходить вместе, — задумчиво начал старый Джеймс Портер. — Я тоже ухаживал за моей будущей женой в ту зиму. Клара была тогда очень красивой девушкой. А какие пироги с вишнями умела печь!
— Она всегда была остра на язык, — перебил его Бойс Уоррен. — Я подозревал, что будет какой-нибудь взрыв чувств, когда увидел, что она подходит к гробу, но никак не предполагал, что это примет такую форму. А Оливия! Кто бы мог подумать! Женщины — странные существа.
— Этот день запомнится нам на всю жизнь, — сказала Камилла. — В конце концов, если бы такие вещи никогда не случались, жизнь была бы скучна.
Лишившийся прежнего апломба Джед собрал тех, кто должен был нести гроб, и гроб вынесли. Когда катафалк с медленно следующей за ним процессией экипажей проезжал по дорожке к воротам, в амбаре горестно завыл пес. Возможно, одно живое существо все же оплакало Питера Кирка.
Стивен Макдональд присоединился к ожидавшей Гилберта Ане. Он был из Верхнего Глена — высокий мужчина с головой древнеримского императора. Он всегда нравился Ане.
— Морозный воздух, — сказал он. — Будет снег. Мне всегда кажется, что ноябрь — время тоски по дому. Вам это никогда не приходило в голову, миссис Блайт?
— Приходило. Год печально смотрит назад, на свою утраченную весну.
— Весна… весна! Я старею, миссис Блайт, и нахожу, что лишь воображаю, будто времена года сменяют друг друга. Зима уже не та, что была когда-то, не узнаю я и лето, и весну. Теперь нет никаких весен. Во всяком случае, когда те, кого мы знали, не возвращаются, чтобы разделить с нами весенние радости. Вот бедная Клара Уилсон… Что вы подумали обо всем этом?
— О, это было очень грустно. Такая ненависть…
— Да-а… понимаете, она сама когда-то была влюблена в Питера, ужасно влюблена. Клара считалась тогда самой красивой девушкой в Моубрей-Нэрроузе… маленькие темные кудряшки вокруг прелестного кремово-белого лица… Но Эми была резвой, смешливой, поющей. Питер бросил Клару и стал ухаживать за Эми. Странно мы, люди, устроены, миссис Блайт
Растрепанные ветром мрачные ели за Кирквиндом дрогнули, вдали, там, где ряд пирамидальных тополей вонзался в серое небо, внезапный шквал со снегом забелил холм. Все поспешили уйти, пока метель не добралась до Моубрей-Нэрроуза.
