Аня и другие рассказы - [2]

Настаивая на равноправии женщины и мужчины, А. Коллонтай в том же «Современном мире» (1913, № 9, с. 162–163) в статье, озаглавленной «Новая женщина», высказывает свое мнение о «Гневе Диониса»: «…в покорившейся обстоятельствам Тане, Тане, отрекшейся от своего искусства и обратившейся в орудие наслаждения для чуждого ей Старка, — мы не узнаем былой, смелой, цельной личности, Тани — человека. Жалко, что автор так оклеветал свою Таню».

Такова вкратце история дебюта в литературе Евдокии Аполлоновны Нагродской. Вопреки сложившимся представлениям о долгом и кропотливом труде литератора, дебютантка не заставила долго ждать издания своего нового произведения и уже в следующем, 1911 году порадовала своих поклонников и почитателей тремя новыми книгами. Сборник рассказов, в который были включены четыре новеллы («Аня», «Чистая любовь», «Он», «За самоваром»), имел едва ли не меньший, чем «Гнев Диониса», успех. Пять переизданий с 1911 по 1915 год утвердили за писательницей славу современного яркого, популярного писателя, однако пресса на этот раз была менее скромной и доброжелательной. Причиной тому — скандальная история, произошедшая с романом «Бронзовая дверь». В задуманном как первая часть так и незавершенной трилогии «Усталый мир» романе затрагивалась запретная тема сексуальных извращений. Цензура наложила запрет на издание этой книги и конфисковала весь тираж. Попав в опалу, Нагродская, естественно, стала еще более популярным автором, но теперь ее творчество привлекало к себе пристальное внимание не только читателей и критики.

Незаметно по сравнению со своими прозаическими предшественниками прошел поэтический дебют опальной романистки — ее единственный поэтический сборник под скромным названием «Стихи».

Находясь в сложных отношениях с цензурой, писательница целый год не предпринимала новых изданий. Как вспоминает поэт Рюрик Ивнев, в это время она жила в собственной «обширной квартире на Мойке у Синего моста». Именно там в 1914 году он встречался с М.А. Кузминым, снимавшим у хозяйки квартиры комнату с 1913 по 1916 год. Частыми гостями Нагродской и Кузмина были С. Ауслендер, Ю.И. Юркун, М.И. Семенов. Кстати сказать, два более поздних рассказа Евдокии Аполлоновны — «Похороны» и «Сон» — посвящены соответственно Юркуну и Кузмину. По сути дела, эту квартиру можно назвать «художественным салоном госпожи Нагродской», хотя, разумеется, не может быть и речи о соперничестве прославленной «Бродячей собаки» и «Привала комедиантов» с гостеприимным домом модной писательницы. Но как и в своем творчестве, так и в жизни Евдокия Аполлоновна не умела оставаться в тени. Ее квартира давала многочисленные поводы для пересудов и перетолков. «Сомнительным салоном» называет ее в своих воспоминаниях Р. Ивнев, недоумевая, как мэтр Кузмин может жить в подобном доме и приглашать на собственные чтения его хозяйку. Слухи о «сомнительности» салона Нагродской переполняли Петербург десятых годов. Бытовало мнение, что салон с первых дней своего существования стал «злачным местом», домом свиданий, где назначали встречи охочие до легких развлечений, а его постояльцы были исключительно сексуальными извращенцами. Лесбиянки и гомосексуалисты к удивлению петербуржцев вполне мирно уживались друг с другом и не упрекали хозяйку в недостатке теплоты, ласки и уюта в ее доме. «Метафизическая квартира Нагродской» привлекает внимание Пурина, автора статьи, посвященной творчеству Кузмина. «Метафизика» салона заключалась в том, что в нем, как и во многих старых петербургских домах, нередко случались всевозможные чудеса и странности, постояльцам и гостям доводилось участвовать в спиритических сеансах. Среди «страшных историй» городского фольклора той поры мы находим и рассказ о «живой мебели», которой была обставлена малая гостиная дома Нагродской. В этой небольшой комнате с единственным маленьким окошком, освещавшим ее тусклым светом, стоял старинный из орехового дерева гарнитур. Рассказывали, что массивные, обитые кожей стулья с высокими резными спинками всегда должны были стоять вокруг большого круглого стола. Если же кто-нибудь из посетителей забывал поставить стул на его положенное место, то стул самостоятельно возвращался. Однажды он «прибыл к месту назначения даже с перепугавшимся от подобного „оживленного движения“ пассажиром».

Мистические мотивы встречаются и в прозе Нагродской (рассказ «Он»), и это совсем неудивительно, поскольку мистика в начале двадцатого столетия была в столице России в почете и в ходу.

В 1913 году выходит в свет роман «Борьба микробов», впоследствии переиздававшийся пять раз, и сборник рассказов «День и ночь», не произведший особого впечатления на читающую публику. И в этом же году М. И. Семенов издает два номера журнала «Петербургские вечера»; в обоих опубликовано по рассказу Нагродской («Романтическое приключение» и уже упоминавшиеся «Сны»). Однако если в первых номерах публиковались преимущественно литераторы круга Ауслендера — Нагродской — Семенова, то в следующий, третий номер, вышедший в 1914 году, были включены произведения Кузмина, Юркуна, Ивнева, Краснопольской и Садовского. Журнал становился солидным литературным изданием, а Евдокия Аполлоновна, опубликовав в третьем номере рассказ «Садрильона», а в четвертом — рецензии на «Изумрудного паучка» Ауслендера и «Силу жизни» Савватия и рассказ «Мальчик из цирка», входила в общество популярных и многообещающих столичных литераторов. Признанием же петербургскими писателями ее творчества можно считать публикацию рассказа «Невеста Анатоля» в литературном сборнике «Полон» (1916 г.), среди участников которого — Блок, Сологуб, Вяч. Иванов, Гумилев, Садовский, Ивнев, Ауслендер и Ремизов.