Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии - [75]

Во многих воинских частях положение духов различается даже в разных подразделениях. Здесь проводить какие-то классификации невозможно — моральный климат и, следовательно, степень экстремализации отношений зависят от личностей доминантных лидеров. Однако нам удалось проследить некоторые общие закономерности. В нашей части положение духов было везде примерно одинаковое — весьма и весьма приниженное, подчиненное и бесправное. Общей была система знаков и символов принадлежности к эшелону элиты старослужащих. И, тем не менее, духи хозяйственного взвода, ремонтной роты и других рабочих подразделений отличались более раскованным поведением, большей свободой, большим участием в делах элиты, большей заинтересованностью в общей статусной системе. В свою очередь, деды этих подразделений практически никогда их не били.

Служба в особом подразделении имеет ряд преимуществ, которые являются своего рода стимулами. Соответственно, их командирам легче контролировать своих дедов. С другой стороны, командиры хозяйственных взводов всех уровней — от начальника склада до заместителя командира части по тылу — невольно связаны со своими подчиненными негласной круговой порукой, поскольку те становились участниками их больших и малых махинаций. Отвезти цемент на дачу или отгрузить со склада налево несколько ящиков тушенки — все это осуществлялось не лично прапорщиками и полковниками, а руками солдат, естественно, не молодых. Излишне говорить, что командир не будет на утреннем построении, тараща глаза, орать «товарищ солдат, застегните крючок!» на того, с кем ночью он отгружал со склада некие материальные ценности; он свои глаза закроет и на большие шалости.

Соответственно, такому привилегированному солдату нет нужды самоутверждаться за счет своих «духов» — он, во-первых, и так чувствует себя лицом, «приближенным к императору», и, во-вторых, дорожит этим местом и не зарывается.

Кандидаты на такие должности отбираются из молодых солдат, проходят своеобразный конкурсный отбор не только на профессиональное соответствие, но и на предмет легкости нрава и лояльности.

Таким образом, можно наблюдать два вектора лояльности, во-первых, от молодых солдат, стремящихся закрепиться в привилегированном подразделении; во-вторых, от старослужащих, стремящихся не потерять свое место; в-третьих, от командиров всех уровней, заинтересованных в лояльности своих подчиненных.

Такую же повышенную плотность корпоративных связей мы наблюдали и в медсанчастях, и в штабах, и в клубах, и в оркестрах — везде, где специфика службы отличает положение солдата в лучшую сторону, и, соответственно, является стимулом просоциального поведения.

Другим фактором нормализации отношений, тесно связанным с первым, следует считать общую рационализацию условий социального контакта, на основе которых и формируются специальные подразделения. Солдаты, работающие в клубе, в штабах, столовых, медсанчастях, мало чем отличаются от своих вольнонаемных коллег. Поэтому положение водителя продуктовой машины de facto совершенно иное, чем у водителя боевой машины, хотя это могут быть одна и та же марка автомобиля и один и тот же статус de jure. Один идет на работу, другой идет на службу. В данном случае это разделение кардинальное, и проходит не в сфере материальной заинтересованности (поскольку и первый, и второй ничего за работу не получают) — оно проходит по линии здравого смысла. Можно сколько угодно говорить о пользе строевой подготовки для повышения боеготовности и о ее конечной рациональной цели — противостоянии некоему внешнему агрессору. Тем не менее на плацу эта рациональная основа не чувствуется хотя бы потому, что агрессору далеко и трудно понять, как его можно устрашить строевым шагом и бодрой песней. Но никакие пояснения не требуются, когда строевая (а иже с ней химическая, инженерная, — какая угодно) подготовка используется в наказание. Специальные подразделения — ремонтные роты, хозяйственные взводы, бригады, несущие боевое дежурство, всевозможные «точки» считаются среди солдат престижными не потому, что там «халява». Напротив, солдаты в этих подразделениях работают, во-первых, больше, во-вторых, постоянно. Но эта работа рациональная. Она угнетает намного меньше, чем работа бесполезная, а так же, как лишенные смысла постоянные перестроения тел в пространстве. Об этом же писал Ф. М. Достоевский в «Записках из Мертвого дома»:

Сама работа, например, показалась мне вовсе не так тяжелою, каторжною, и только долго спустя я догадался, что тягость и каторжность этой работы не столько в трудности и беспрерывности ее, сколько в том, что она — принужденная, обязательная, из-под палки. Мужик на воле работает, пожалуй, и несравненно больше, иногда даже и по ночам, особенно летом; он работает на себя, работает с разумною целью, и ему несравненно легче, чем каторжному на вынужденной и совершенно для него бесполезной работе. Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием, так что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмыслицы. <…> Разумеется, такое наказание обратилось бы в пытку, в мщение и было бы бессмысленно, потому что не достигло бы никакой разумной цели.