Антракт - [44]

Я обнаружила, что принадлежу к американской школе. Создав нужную обстановку, чтобы идеально сыграть свою роль, я ничего не имитировала. И очень завидовала тому типу, который играл раненного в голову солдата. Просто не могу выразить словами, каким было бы счастьем, если бы вся верхняя часть моего тела в тот момент оказалась замотана бинтами.

Мало сказать, что я застыла, услышав, как этот голос произнес известное лишь ему имя. До этого момента моей заледеневшей женственности иногда требовалась помощь — мозг посылал телу напоминание, сдерживая его. Но не в этот раз. Сейчас работал только мозг, а тело — о, тело! — окаменело, промерзло насквозь, не было заметно даже легкого трепета, доказывающего, что оно живо.

Я могла точно определить, откуда прозвучал голос, проследив за направлением взглядов трех пар глаз моих спутников. Голос — низкий и с нотками удивления — зазвучал снова, очень близко от моего уха: небольшой язычок пламени лизнул несокрушимую ледяную глыбу.

— Вижу, ты опять пьешь…

— Апельсиновый сок, — невольно вырвалось у меня.

— С водкой?

Теплое дыхание бросало меня в дрожь, но недавно появившаяся на свет актриса не подавала вида. Определенно, в «Олдуич» пришла зима.

— Джоан, — голос матери донесся до меня из далекого реального мира, — ты не собираешься нас представить?

Они с отцом по-прежнему пристально смотрели мне через плечо и чувствовали себя все более неловко. Мать неуверенно пыталась улыбнуться, осторожно притрагиваясь к завиткам волос на виске. Отец просто выглядел озадаченным. Робин стоял разинув рот, и на его обычно простодушной физиономии читались две эмоции: удивление и интерес (лицо знакомое, но как же его имя?).

Я надеялась, что, если долго не двигаться с места, видение исчезнет, однако тщетно. Мне пришлось заставить себя смягчиться, сделать несколько движений, даже заговорить, — это непросто, когда в груди сосулька. Две попытки сглотнуть не увенчались успехом, а с третьего раза из горла вырвался хриплый звук. Рука поднялась для того, чтобы представить всех друг другу. Любые сомнения по поводу моего таланта как драматической актрисы развеялись, потому что в тот момент и началось настоящее представление.

— Конечно. — Хрип, хрип, еще один глоток. — Мама, отец. Это…

— Финбар Флинн, — внезапно вставил Робин, и его голос показался мне рокотом океана, хотя, возможно, это было вполне обычное восклицание, — актер.

Сильно покраснев, он повернулся к моим родителям:

— Известный актер, вы наверняка видели его по телевизору незадолго до Рождества!..

— Финбар Флинн, — повторила я слабым голосом, наконец вытянув руку так, чтобы произнести эти слова, не поворачивая головы.

Мои родители по-прежнему смотрели на него, не демонстрируя признаков узнавания. Вполне естественно.

А Робин в отличие от них выглядел чрезвычайно оживленным. На мое мимолетное удивление: «Откуда он может знать?» — тут же последовал ответ, потому что коллега возбужденно продолжал:

— «Дева и цыган»! По телевизору перед Рождеством! Неужто вы не смотрели?

Я застонала. Очевидно, «Пророк сексуальности» расправлял свои щупальца. Робин был очень возбужден. Мои родители покачали головами. Робин посмотрел на меня пристально, думаю, из-за моего стона.

— И кого ты играл? — раздался голос. Мой собственный голос.

— Ну конечно же, не деву, — ответил Финбар Флинн и рассмеялся. Все, кроме меня, расслабились.

— Вы действительно великолепно играли, — сказал Робин, уставившись на нового знакомого, как преданный пес.

Я продолжала пялиться прямо перед собой, но все же смогла опустить руку и прижать ее к себе. Родители выражали сожаление, что пропустили эту пьесу, Робин восторженно убеждал их не расстраиваться, потому что постановка настолько хороша, что ее просто обязаны повторить.

Я улыбалась, уставившись вдаль, время от времени кивала в пустоту, — пыталась сделать вид, что принимаю участие в беседе. Но думала только о том, что через какое-то время прозвенит звонок, и мы все сможем вернуться на наши места. Внезапно откуда-то сбоку в поле моего зрения появилось лицо Финбара Флинна: глаза, нос, рот — он был так близко, будто я, глаза в глаза, смотрела на отражение в зеркале. Его дыхание пахло мятой и было горячим, как небольшая паяльная лампа.

— Ты когда-нибудь ведешь себя нормально? — осведомился он.

Хлоп, треск, шлеп, щелк. Изображение — в норме, звук — в норме, автоматическая трансмиссия.

— Очень странно видеть актера среди зрителей в театре, — заявила я неожиданно для себя самой. — Примерно как священника среди прихожан в церкви.

— Послушай…

— Мистер Флинн, — обратился к нему Робин.

— Можешь звать меня Финбар.

— Финбар, выпьешь что-нибудь?

— Спасибо, правда, я даже не знаю, как тебя зовут…

Моя рука снова поднялась.

— Финбар Флинн, — произнесла я, наслаждаясь звучанием его имени, — а это Робин Карстоун.

Мужчины с неподдельной серьезностью пожали друг другу руки. Робин светился от счастья, Финбару удавалось одновременно выглядеть импозантно и скромно.

— А это мои родители…

— Мистер и миссис Герань, — произнес он. — Как поживаете?

Как ни странно, никто его не поправил.

Он одарил их улыбкой — она длилась ровно столько, сколько нужно, — и сказал: