Антоний и Клеопатра - [23]

Тем летом и осенью самой большой проблемой для Клеопатры был Цезарион, который не простил ее за то, что она оставила его в Александрии. Он был безупречно вежлив, много сидел над книгами, добровольно читал в свободное время, посещал уроки верховой езды, военные занятия и занятия атлетикой, но не хотел посещать уроки рукопашного боя и борьбы.

— Папа говорил мне, что наш мыслительный аппарат находится в голове и что мы не должны заниматься видами спорта, которые подвергают его опасности. Поэтому я буду учиться пользоваться мечом, стрелять из лука и пращи. Я буду учиться метать копье и дротик. Я буду бегать, прыгать, плавать. Но я не буду заниматься рукопашным боем и борьбой. Папа не одобрил бы этого, что бы ни говорили мои наставники. Я сказал им, чтобы они отстали и не бегали к тебе, — разве мой приказ значит меньше, чем твой?

Клеопатру так поразило, сколь многое он помнит о Цезаре, что она не обратила внимания на его последние слова. Отец Цезариона умер, когда мальчику не было еще и четырех лет.

Но не спор о выборе видов спорта и не другие мелкие недовольства беспокоили ее. Боль причиняла отчужденность сына. Клеопатра не могла пожаловаться на его внимание, когда говорила с ним, особенно когда что-то приказывала. Но он исключил ее из своего личного мира. Он явно чувствовал постоянную обиду, которую она не могла отбросить как несущественную.

«О, — мысленно воскликнула она, — почему я всегда принимаю неправильные решения? Если бы я знала, какой эффект произведет на него то, что я не взяла его в Тарс, я непременно взяла бы его с собой. Но это значило бы рисковать на море преемственностью власти!»

Затем ее агенты сообщили, что ситуация в Италии ухудшилась вплоть до открытой конфронтации. Подстрекателями были жена Антония, мегера Фульвия, и брат Антония, консул Луций Антоний. Фульвия завлекла в свою ловушку Луция Мунация Планка, этого известного перебежчика из одного лагеря в другой, и заставила отдать ей ветеранов, которых он заселил вокруг Беневента, — целых два легиона. После чего она убедила этого аристократического олуха Тиберия Клавдия Нерона, которого так презирал Цезарь, поднять восстание рабов в Кампании — неподходящее задание для человека, никогда в жизни не разговаривавшего с рабом. Не то чтобы Нерон не попытался, просто он даже не знал, как приступить к выполнению порученного.

Не имея другого официального положения, кроме статуса триумвира, Октавиан придерживался тактики Фабия, осторожно кружа вокруг Луция Антония, пока два легиона, которые самому Луцию удалось набрать, двигались по Италийскому полуострову к Риму. Третий триумвир, Марк Эмилий Лепид, повел два легиона в Рим, чтобы не пропустить Луция. Но как только Лепид увидел блеск оружия на Латинской дороге, он оставил Рим и свои войска ликующей Фульвии (и Луцию, о ком люди хотели бы забыть).

Результат зависел фактически от кольца больших армий, окруживших Италию, — армий, которыми командовали лучшие военачальники Антония, его друзья и политические сторонники. Гней Асиний Поллион держал Италийскую Галлию семью легионами; в Дальней Галлии по ту сторону Альп сидел Квинт Фуфий Кален с одиннадцатью легионами, а Публий Вентидий и его семь легионов находились в прибрежной Лигурии.

Наступила осень. Антоний был в Афинах, неподалеку, радуясь развлечениям, которые мог предложить этот самый Утонченный город. Поллион написал ему, Вентидий написал ему, Кален написал ему, Планк написал ему, Фульвия написала ему, Луций написал ему, Секст Помпей написал ему, а Октавиан писал ему каждый день. Антоний не ответил ни на одно из этих писем — у него были дела поважнее. Таким образом — и Октавиан это понял, — Антоний упустил свой величайший шанс навсегда сокрушить наследника Цезаря. Ветераны волновались, никто не платил налоги, и Октавиану удалось наскрести всего восемь легионов. Все главные дороги от Бононии на севере до Брундизия на юге грохотали от ритмичного стука подбитых гвоздями калиг, большей частью принадлежавших заклятым врагам Октавиана. Флот Секста Помпея контролировал Тусканское море вдоль западного побережья Италии и Адриатическое море вдоль восточного, отбирая зерно, поставляемое с Сицилии и из Африки. Если бы Антоний оторвал задницу от роскошного афинского ложа и повел все эти легионы на Октавиана, он легко одержал бы верх. Но Антоний не отвечал на письма и не хотел никуда идти. Октавиан вздохнул с облегчением, а люди Антония посчитали, что Антоний слишком занят удовольствиями, чтобы заниматься чем-то другим.

А в Александрии, читая донесения, Клеопатра рвала и метала, намереваясь написать Антонию, чтобы заставить его принять участие в италийской войне. Это действительно отвело бы угрозу от Египта! Но в конце концов она не написала. А если бы и написала, то напрасно потратила бы силы.

Луций Антоний шел на север по Фламиниевой дороге к Перузии, великолепному городу, расположенному на плоской вершине высокой горы в середине Апеннин. С шестью легионами он засел в его стенах и стал ждать, что будут делать Октавиан с одной стороны и Поллион, Вентидий и Планк — с другой. Ему и в голову не пришло, что последняя троица не пойдет его спасать, ведь они просто обязаны были это сделать, будучи людьми Антония!