Антология восточно-христианской богословской мысли. Том 1 - [250]
Богословская линия, проводимая в первой книге трактата «Против несториан и евтихиан», встретила серьезный отпор в монофизитских кругах и, в первую очередь, со стороны знаменитого мыслителя Иоанна Филопона[1848], последовательно применявшего в богословии концепции александрийского неоплатонизма, и прежде всего, учение о «частных сущностях». Именно последняя концепция подверглась критике и принципиальному переосмыслению в трактате Леонтия «Опровержение силлогизмов Севира».
Сочинение «Тридцать глав против Севира» воспроизводит ход мысли трактатов «Против несториан и евтихиан» и «Опровержение силлогизмов Севира», а потому вторично для осмысления богословия Леонтия Византийского.
По мнению Эванса, которое пока никем аргументированно не оспаривалось, все три трактата были изданы в Константинополе между 540 и 543 гг.[1849], т. е. в последний период жизни Леонтия.
Философская мысль Леонтия в своем развитии имела два этапа. Содержанием первого является обоснование непосредственного соотношения общего и единичного (первая книга «Против несториан и евтихиан»); второго — обоснование того, что процесс индивидуации общего не отменяет непосредственности соотношения общего и единичного («Опровержение силлогизмов Севира»). Попытка доказать, что общее присутствует в единичном совершенным, а не частным образом, обусловлена полемикой с теми богословскими концепциями, которые настаивали на том, что Воплощенное Слово восприняло не общую человеческую природу, а некую человеческую индивидуальность — в понимании несториан, реальную индивидуальность Иисуса Христа, а в понимании монофизитов (и прежде всего, основных оппонентов Леонтия, севириан) — индивидуальность идеальную (т. е. лишенную любых индивидуальных свойств).
В первой книге «Против несториан и евтихиан» Леонтий стремится последовательно провести строгую демаркационную линию между реальным бытием, которым может обладать лишь единичность, и идеальным, которым, напротив, обладает только общее. Такое же желание быть последовательным прослеживается и в словоупотреблении Леонтия. Термины «сущность» и «природа» он строго соединяет с понятием общего, а «ипостась» и «лицо» — с понятием единичного. Однако у Леонтия имеется довольно тонкое различие как между «сущностью» и «природой», так и между «ипостасью» и «лицом».
Леонтий несколько раз указывает, что в обоих случаях пары терминов являются синонимами[1850]. Но также он акцентирует и их различие[1851]. Сущность в чем‑то тождественна природе, а в чем‑то отлична; то же самое можно сказать и о второй паре. Разобравшись с этой терминологией, мы поймем и ключевое понятие богословия Леонтия Византийского: «соединение по сущности»[1852].
Сущность, по Леонтию, — это то, чем должно обладать нечто, чтобы быть[1853], поскольку она вообще есть то, что существует, «существующая вещь»[1854]. Она нетождественна как тому, что обладает ей, т. е. ипостаси[1855], так и привходящему, т. е. качествам, которые «имеют бытие в ином и не созерцается в самом себе»[1856]. Однако она существует лишь в единичности, будучи, в терминологии Леонтия, «воипостасной»[1857]. А единичности, в которых осуществляется одна и та же сухцность, называются «единосущными»[1858]. Поскольку не бывает сущности вне единичности, сущности нет и без качеств, которые «взаимно восполняют сущность» и «сущностно сказываются» о ней[1859], т. е. делают сущность действительной и индивидуализируют ее. Более того, сущность настолько неотделима от бытия–в–единичном, что Леонтий даже считает возможным говорить о том, что «разумные сущности могут возрастать и умаляться в добродетели»[1860], хотя становление и пространственно–временные характеристики не определяют вещь, т. е. не относятся к ее сущности[1861]. Поскольку сущность является всегда действительной вещью, она имеет и логическое измерение, а именно, мыслится как вид, составляемый единичностями, в которых осуществляется сущность[1862].
Понятие природы у Леонтия Византийского содержит как общие с сущностью, так и новые определения. Быть причастным природе означает быть в качестве единичной вещи[1863]. Но природа, так же как и сущность, не существует без ипостаси, т. е. вне единичности[1864]. Ипостась и природа взаимозависимы: уничтожение природы ведет к уничтожению ипостаси и наоборот[1865]. Однако ипостась и природа нетождественны: некорректно сводить небезыпостасное бытие к бытию ипостасью
