Антология современной французской драматургии. Том I - [24]

Шрифт
Интервал

МИРТИЙ. А как муки крестные? Как же крестные муки?

ЗОЯ. Люди, в самом деле, словно дети. Бегут к нам со всех ног, чтобы дать себя обжулить. Прилагаешь все усилия, чтобы сказать им правду, а они отказываются слушать. Сам ваш папа знает это, допускает, распространяет и провозглашает, что у нас имеется священный крест, исторически придуманный доброю матушкой, со складными перекладинами на шарнирах для удобства перевозки. (Направляется к одной из драпировок.) Я его тебе продемонстрирую.

МИРТИЙ(преграждая ей путь). Я столь же опасаюсь в это верить, сколь не верить. Ну так были или не были крестные муки?

ЗОЯ. Дети… Дети… Не удастся мне обойтись без патриарха. (Зовет.) Себастос!


>Входит патриарх Себастос — совершенно вылитый Священник из первого действия, с откровенно фальшивой бородой, в довольно неопределенном церковном одеянии и в митре с греческим крестом. Быстро и бесшумно приближается к Миртию, склоняется перед ним и начинает говорить.


СВЯЩЕННИК. День рождения изобретения славится в православной церкви в день тринадцатый декабря месяца, а в вашей так называемой церкви католической — в тринадцатый день месяца мая.

МИРТИЙ. Сударь, были крестные муки? Да или нет?

СВЯЩЕННИК. Я вам отвечу. (Напыщенно.) Наш язык отказывается описывать величие и значение этого строго кавказского и византийского изобретения, воплощенного в строго определенной серии литургических проявлений, могущих подтвердить в плане практическом теорию теологическую. (Кланяется и уходит.)

МИРТИЙ(Зое). Ну что же, продемонстрируй мне его.


>Зоя тянет за шнур. Появляется гигантских размеров крест, чья верхняя часть утопает в полутьме.


Я вижу… Славная работа. (Подходит ближе.)

ЗОЯ. Лак еще держится. Ремесленники морского арсенала свое дело знают. Я надеюсь, ты все понял. С этого креста, аутентичного, оригинального, скопированы бесчисленные кресты, все изобилие крестов монастырей, аббатств, министерств и кладбищ. Следовательно, ты остаешься.

МИРТИЙ(поглаживая крест). Ни одной заусеницы. Откуда же тогда взялись те фрагменты, что храним мы в дарохранительницах своих церквей?

ЗОЯ. Ты прямо как мальчишка! (Зовет.) Себастос! Вы здесь?

СВЯЩЕННИК(внезапно появляется). Мы долгое время обладали законной монополией на продажу и экспорт священных деревянных фрагментов, взятых с первых копий, выполненных непосредственно с образца-прототипа. Но, как и следовало ожидать, римская курия, в свой черед…

МИРТИЙ(хватая Патриарха, без грубости, но решительно). Я вас не отпущу.

СВЯЩЕННИК. Резоны римской курии достойны, несомненно, всяческого уважения, к тому же и древесный материал повсюду имеется в изобилии…

МИРТИЙ. Курию римскую я суну в щелку своей телке. Стало быть, истинный крест не есть истинный крест?

ЗОЯ. Вот интересно, он действительно понимает греческий язык?

МИРТИЙ(Священнику). На этот раз вы мне ответите. Крестная мука все-таки была? Да или нет?

СВЯЩЕННИК (загадочно). Если изобретение креста определяется хронологически с высокой точностью, то личные дела Предвечного Владыки касаются только Предвечного Владыки.

МИРТИЙ. О чем и говорит подвальная вода. (Отпускает Себастоса.) О чем и говорит глас мужа моей матери.

ЗОЯ. Скажите, чтобы пришла Неребис.


>Священник выходит.


(Миртию.) He надо злиться. И не надо глупых мыслей. Не считай меня плохой женой. Ведь я не убивала мужа. Нет, он умер из-за сердца. Это я о своем первом муже, ты его не знаешь. А ты будешь императором. Ему же будет легче.


>Входит Капитан.


КАПИТАН. Сотоварищ самодержец предлагает рыцарю один из этих вот двух свитков — здесь патент на должность византийского префекта, здесь послание турецкому военачальнику, мерзкому мужику, а может, и не мужику, командующему в Иерусалиме, куда ни единый христианин в одиночку не отправится. Ежели выбираете послание, вам следует прочесть это досье. (Оставляет свитки и досье и удаляется.)

ЗОЯ(протягивает Миртию патент префекта). Склоняйся к префектуре и к бронированным лучникам. А патриарх за мной! До конца недели все будет сказано. Не надо колебаться. Император хочет удалиться благодаря тебе, через тебя. Он сам тебя так любит. Все мы тебя любим. Император хочет заскочить в тебя, забраться в твои ноздри наподобие запаха. Он укрепляет твою руку, чтобы ты укрепил его.

МИРТИЙ. О’кей, о’кей, добрая моя подружка. Императором я стану.

ЗОЯ. Не называйте меня доброй подружкой. Мне не сто лет.

МИРТИЙ. Да о’кей же, говорю тебе. Ударим по рукам, если угодно. По рукам-рукам-рукам. Но только прежде, чем мне взять тебя и Византию, я, куда сказал отправиться — отправлюсь. Это долг мой.

ЗОЯ. Долг твой — получить Византийскую империю.

МИРТИЙ. Долг мой — сделать то, что следует мне сделать.

ЗОЯ. Значит, это не долг твой. Это твоя судьба. Долг — это западное. Восточное — это судьба. И если ты продолжишь путь, то предашь собственную Церковь и оставишь собственную мать.

МИРТИЙ. Но я вернусь.

ЗОЯ. Ты не вернешься… Когда ты вернешься, я вся побелею.


>Появляется Неребис. К ее поясу пристегнут нож Классикоса.


А! Неребис! Неребис… Подойди ко мне… Ты не прекраснее меня, но изготовлена позднее. Лицо… Глаза… И губы… Эта грудь… Иди сюда, Неребис, подойди. Мы сейчас уляжемся так близко друг от друга, очень близко.


Еще от автора Натали Саррот
Откройте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Детство. Золотые плоды

 В книгу известной французской писательницы Натали Саррот (она родилась в 1900 году в России, в городе Иваново-Вознесенске) вошли: автобиографическая повесть "Детство" (1983) и роман "Золотые плоды" (1963), яркий пример нового направления в европейской литературе, "нового романа", одним из основоположников которого она и является. "Новый роман" отразил состояние сознания человека XX века, пережившего сложнейшие, часто трагические повороты социально-исторического развития, крушения устоявшихся взглядов и представлений в силу появления новых знаний в различных областях духовной жизни (теория относительности Эйнштейна, учение Фрейда, художественные открытия Пруста, Кафки, Джойса), которые заставляли радикальным образом пересматривать существующие ценности.


Вы слышите их?

В книге представлены произведения школы «нового романа» — «Изменение» (1957) М. Бютора, «В лабиринте» (1959) А. Роб-Грийе, «Дороги Фландрии» (1960) К. Симона и «Вы слышите их?» (1972) Н. Саррот.В лучших своих произведениях «новые романисты» улавливают существенные социальные явления, кризисные стороны сознания, потрясенного войной, бездуховностью жизни и исчерпанностью нравственных ориентиров, предлагаемых буржуазным обществом.


Рекомендуем почитать
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.


Антология современной британской драматургии

В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.