Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - [98]
И последней возможностью Третьей мировой войны была всеобщая ядерная война, оказавшаяся большим бизнесом, бизнесом века. Логика ядерной войны заключалась в том, что в ней не могло быть победителя, неважно, кто начинал и как бы ни начинал, другой обязательно успел бы ответить. Взаимное разрушение было гарантировано, и с самого начала стороны просто отказались от такой возможности. И этот вариант превратился в то, что в терминах военной дипломатии стало называться «политикой сдерживания».
Для того чтобы Советы не использовали против них свое ядерное оружие, американцы создали множество собственного ядерного оружия, и чтобы американцы не использовали его, Советы создали еще больше ядерного оружия, и так по нарастающей. Называлось это оружие межконтинентальным баллистическим, и были это ракеты, способные долететь из России до Соединенных Штатов и из Соединенных Штатов в Россию. Стоили они бешеных денег, и сейчас они уже ни на что не годны. Существовали и другие виды ядерного оружия для местного использования, которые должны были быть применены в Европе в случае локальной ядерной войны.
В самом начале этой фазы, в 1945 г., такая война имела определенный смысл, потому что Европа была разделена на две части. Военная стратегия (а говорим мы сейчас об аспектах чисто военных) заключалась в следующем: некоторые продвинутые посты непосредственно перед позициями противника, за ними — постоянная стратегическая линия, и уже за ней — тылы, в данном случае Соединенные Штаты или Советский Союз. Со стратегической линии производилось снабжение продвинутых постов. В воздухе 24 часа в сутки находились огромные «летающие крепости» Б-52, несущие на себе ядерные бомбы и благодаря дозаправке в воздухе не нуждавшиеся в посадке. И существовали пакты: пакт НАТО, Варшавский договор и СЕАТО (Организация договора Юго-Восточной Азии), что-то наподобие НАТО азиатских стран. Эта схема вводила в действие локальные войны. Все это имело свою логику, и было логично воевать во Вьетнаме, который был одним из согласованных сценариев. В роли продвинутых постов выступали местные армии или повстанцы, функцию стратегических линий выполняли линии подпольной или легальной поставки оружия, и в роли тыла выступали две сверхдержавы. Была еще договоренность о зонах, которым отводилась роль зрителей. Наиболее очевидные примеры этих локальных войн — латиноамериканские диктатуры, азиатские конфликты, в частности Вьетнам, и войны в Африке. Казалось, что это не имело абсолютно никакой логики, потому что в большинстве случаев было совершенно непонятно, что происходит, но все происходившие события были частью этой схемы конвенциональной войны.
Именно в это время — и это важно — разрабатывается новая концепция «тотальной войны»: в военную доктрину включаются элементы, которые не являются военными. Например, во Вьетнаме, начиная с наступления в Тете (1968 г.) и заканчивая взятием Сайгона (1975 г.), средства информации превращаются в новый очень важный фронт боевых действий. Так, среди военных развивается идея о том, что только одной военной мощи недостаточно — необходимо включить в войну и другие элементы, такие, как средства информации. И что противника можно атаковать и средствами экономическими, и политическими и даже дипломатическими, особая роль в которых отводится Организации Объединенных Наций и международным организациям. Некоторые страны организовали акты саботажа, чтобы добиться осуждения и обвинений в адрес других, что было названо «дипломатической войной».
Все эти войны следовали логике домино. Как это несерьезно ни звучит, но казалось, что два соперника играли в домино с остальным населением мира. Один из противников клал свою фишку, и другой старался ответить своей, чтобы осложнить сопернику продолжение игры. Это — логика просвещенного деятеля по имени Киссинджер, государственного секретаря США времен войны во Вьетнаме, говорившего: «Мы не можем уйти из Вьетнама, потому что это значило бы сдать другим партию домино в Юго-Восточной Азии». И поэтому они сделали во Вьетнаме то, что сделали.
Кроме этого, предпринимались попытки возродить логику Второй мировой войны. Для большинства населения ее логика была окрашена героизмом. В ней — образ морской пехоты, освобождающей Францию от диктатуры, освобождающей Италию от дуче, освобождающей Германию от гитлеровцев, со всех сторон наступающей Красной Армии. Разумеется, смыслом Второй мировой было уничтожение врага, угрожавшего всему человечеству — национал-социализма. Поэтому в той или иной форме локальные войны попытались возродить идею того, что «мы защищаем свободный мир», но на этот раз роль национал-социализма отводилась Москве. И Москва в свою очередь делала то же самое — обе сверхдержавы старались использовать как аргумент «демократию» и «свободный мир», согласно своим собственным понятиям.
Потом наступает Четвертая мировая война, аннулирующая все предыдущее, потому что мир уже стал другим и ту же самую стратегию применить невозможно. Концепция «тотальной войны» развивается все больше — теперь это уже не только война на всех фронтах, но и война, которая может вестись в любом месте, тотальная война, при которой в игру включен весь мир. «Тотальная война» — значит в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах. Уже не существует идеи боя за какое-то конкретное место, бой может быть дан в любой момент; больше нет логики эскалации конфликта и обмена угрозами, захвата позиций и попыток продвинуться. Конфликт может возникнуть в любой момент и при любых обстоятельствах. Он может быть вызван какой-нибудь внутренней проблемой, каким-нибудь диктатором и всем тем, чем были вызваны войны последних пяти лет — от Косово до войны в Персидском заливе. Таким образом, отменяется вся военная рутина «холодной войны».
