Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 - [22]

В гараже шофер подвел Печкина к «Победе», пробежавшей, вероятно, не одну сотню километров.

— Вот она, кормилица. Осматривать будете?

— Нет, не буду.

Михаил Прохорович открыл дверцу, уселся сам и пригласил жестом в машину ее хозяина. Закурили.

— Вот что, парень, — начал оперуполномоченный, — возил ты вчера гражданина лет пятидесяти? Седоватый, губы толстые, брови густые, косматые, нос мясистый, толстый, красный…

— Похож, — отозвался шофер. — Пальто на нем бобриковое?

— Ну, пальто — вещь непостоянная, — усмехнулся Печкин, — переменить недолго. Вот, глянь-ка на фото.

Оперуполномоченный протянул отливающий глянцем бумажный квадрат.

— Точно, — парень оживился, поняв, что милиция интересуется не им, а пассажиром, — возил. В Лысково.

— Дом в Лыскове запомнил?

— Ага.

— Тогда поехали. По дороге расскажешь.

Шофер нажал на стартер, и машина плавно тронулась с места.

За городом, прибавив газу так, что стрелка на спидометре дрожала около цифры 80, а за стеклами проносились отбрасываемые скоростью заиндевелые деревья, парень говорил о вчерашней поездке:

— Был он, понимаешь, с бабой. Гражданочка красивая, я те дам! — Шофер подмигнул Печкину. — Груза немного: чемоданчик и два мешка. Сам он их, значит, поклал в такси, сам и снял. Тяжелые нет ли — не знаю. Скушно, понимаешь, я ему про то, про се, а он, угрюмый черт, молчал всю дорогу. С бабой двух слов не сказал. Ну, прибыли, расплатился. Врать не буду — двадцатку сверх счета подкинул.

Оперуполномоченный узнавал осторожную повадку Губина.

— Мешки-то с чем? — попытался уточнить Михаил Прохорович. — Ну, по виду — вещи в них какие или что?

— Вроде бы тряпками набиты, — прикинул, подумав, шофер, — мягкие…

Приближалось Лысково.

— Не довезешь меня метров сто до этого дома и подождешь, — распорядился оперуполномоченный.

Еще десять минут… Улица, поворот — и машина затормозила.

— За углом, третий от края, — зачем-то понизил голос парень. — Ни пуха ни пера, начальник.

Печкин хлопнул дверцей и, сутулясь, зашагал навстречу ветру.

Старичок с козлиной бородкой недоверчиво осмотрел рослого, чернявого человека.

— Сапогов я, мил друг, не шью, не выучился.

— Да как же, папаша, — оперуполномоченный старался улыбнуться поласковей, — меня ж к тебе посылали. Бабку я тут одну встретил, — солгал он.

— Бог с тобой, — стоял на своем Никифор, — не могу. Да ты не печалуйся, сапожников здесь много. Вон через избу дед Митрий живет, он стачает. Ежели, конечно, кожа у тебя имеется, — добавил старик.

Поблагодарив хозяина, Печкин вышел. Он понимал, что бродить по сапожникам глупо. Сапоги и туфли, сшитые из ворованной кожи, продают через вторые, третьи руки. «Ладно, — утешил он себя, направляясь к такси, — кончик ниточки от Губина есть. Теперь надо найти ниточку от завода к Губину».

Шофер его не расспрашивал. Несмотря на словоохотливость, парень все-таки разбирался, о чем можно говорить, о чем нельзя.

На другой день Печкин побывал на «Красном кожевнике». Вместе с собаководом, работником заводской охраны, долго ходил по цехам, присматривался.

— Псы твои сейчас на цепи? — спросил Казарина оперуполномоченный.

— На проволоке бегают. На ночь спускаю.

Высокий, худощавый, с военной выправкой, собаковод был сдержан, показывал свое хозяйство спокойно, с достоинством.

Забор поверху опутан ржавой металлической колючкой. Овчарки предупреждающе рычат, собирая в гармошку черные клеенчатые носы. Острые клыки не вызывают желания познакомиться с ними поближе.

Этот путь для вора явно исключался. Оставалась проходная. Но через нее много не вынесешь. Кроме того, помимо вахтера, там почти всегда сидел Казарин. Машины с готовой обувью, зная о хищениях, самолично проверял начальник охраны.

— Как вы думаете, — Печкин чуть приотстал, закуривая, — каким образом можно вынести кожу с завода?

Казарин виновато улыбнулся, пожал плечами.

— Если б знать, Михаил Прохорович! Собаки к забору не подпустят, тут я ручаюсь. А проходная, сами видели… Одна надежда на вас, а мы уж с ног сбились. Просто ума не приложу — кто и как…

Вернувшись к себе в отдел, Михаил Прохорович еще и еще раз продумал свою задачу со многими неизвестными. Против Губина улик пока нет. Старичка из Лыскова тоже голыми руками не возьмешь — кожа-то давно перепродана. Раньше срока его и трогать нельзя — вспугнешь. Единственно верное: не спускать глаз с главаря, следить за каждым шагом. Если не он на завод, так к нему с завода должен кто-нибудь прийти…

Но Губин был хитрее и осторожней, чем предполагал даже Печкин, отдавая должное опыту и уму рецидивиста.

Из дому Губин уходил редко и неохотно. Когда надоедало сидеть одному или видеть опостылевшие лица близких, брел в ближайшую «забегаловку». Водку приносил с собой и, вылив ее в пиво, неторопливо потягивал крепкую желтоватую бурду. Пил обычно возле окошка, ощупывая твердыми, подозрительными глазами прохожих. В разговоры ни с кем не вступал. Как и все алкоголики, почти не закусывал. И в какое время он снова появится дома — никто не знал.

Бесшумно открыв дверь своей комнаты, Губин остановился. В серой паутине сумерек чернели две человеческие фигуры. Резко сунув правую руку в карман, он повернул выключатель. Лампа осветила громоздкую старомодную мебель. На диване у стола сидели жена Анна и ее двоюродная сестра Нина Баранова.