Антизомби - [67]

— Позвольте. Во–первых, мы буквально сегодня организовались силами оставшихся жителей двух улиц, а во–вторых, в нашем формировании есть евреи, корейцы, латыши. А сегодня я узбеков с нашей улицы к их родственникам увозил.

Он не дал мне договорить:

— Вы все правильно сделали. Отбросьте ваши предрассудки, еще раз всеми силами призываю вас к этому. Не собираемся мы устраивать охоту за унтерменшами. Я уже говорил вам о нашей цели — если сейчас не спасти основную часть населения, то любая идеология просто теряет свой смысл. Мы должны бороться за каждого человека.

Ага, значит спасать людей и организовывать новое общество со своими порядками. Интересно, в новом обществе будут у них унтерменши или нет.

— Это вы так за каждого человека боретесь? — указал я рукой в окно с противоположной стороны от окон выходящих на гараж и стадион.

Там уже болтались шесть фигур. Трое из которых были еще живы.

— Александр. В наступивших обстоятельствах карать необходимо со всей возможной жестокостью. Те трое, которых мы сегодня привезли, грабили весьма оригинальным способом. Убивали живых людей и ждали когда их ожившие трупы набросятся на оставшихся. Каково? Есть смысл спасать их для нового мира? Руководила теми двумя дебилами та рыжая стерва.

— Пожалуй, нет, — согласился я.

— Подумайте над моим предложением. Ваши частоты и позывные нам военные дали. Мы сами на вас собирались выходить. А тут такая феноменальная оказия. Вы верите в судьбу?

В дальнейшем разговор скатился по большей части к монологу приятного баритона. Усатый оказался целым доктором филологических наук, при этом он был еще и мастером спорта по греко–римской борьбе. Говорил он красиво, образно перемежая свою речь пафосными лозунгами. Я быстро устал от этого разговора. Слушать его было приятно и даже интересно, но при попытке вникнуть в смысл того, что он говорил, начинала болеть голова.

Закончили мы встречу на весьма мажорной ноте. В знак дружбы или чего‑то там еще нам в подарок преподнесли две ижевские мелкашки для биатлона Б-7–4. В довесок к ним дали с десяток отъемных магазинов к ним и четыре коробки спортивных патронов.

Подарок можно было назвать насмешкой, на тебе Боже, что нам не гоже. Мелкашки хоть и были огнестрельными, да еще и с отличными диоптрическими прицелами, но убойная сила и дальность дистанций были никакущие. На сколько я помнил, что‑то порядка ста или ста пятидесяти метров, а может быть и пятьдесят. Но у меня сразу возникла мысль о маленькой Жене. Которая стреляла быстро и очень метко, но перезаряжалась долго. Ввиду комплекции, ей будет сложновато стрелять из СКС или Тигра. А ее однозарядная мелкашка со скользящим затвором ТОЗ-12 не позволит вести стрельбу с высоким темпом. К тому же биатлонистские винтовки имеют много регулировок.

Как оказалось, хоккейной формы на базе не было. Зато здесь тренировались биатлонисты. От них винтовки и остались. Базу бросили бесхозной, сразу после прихода Большого Песца.

От прогулки по базе я отказался ввиду травмы обеих ног. Буквально тут же миловидная пышная женщина презентовала мне целую коробку различных спортивных мазей. Нас провожали человек тридцать. Я обратил внимание на фантастическую маскировку и жесткую дисциплину. Все караулы были скрытыми, менялись они все как положено с разводящим через четко определенные интервалы времени. Со стороны въезда вся база выглядела брошенной и пустой. В это время за стадионом и зданиями корпусов кипела жизнь. По моим оценкам здесь было примерно сто пятьдесят человек, включая женщин и детей. Большая часть из них была реальными боевыми единицами. Судя по тому, как увиденные мной девушки и женщины управлялись с оружием, в бою они станут для противника сюрпризом и немалой головной болью.

Уже около наших машин, осмелевший Палыч попросил показать ему машины апокалипсиса. Около ворот гаражей стояла переделанная до неузнаваемости тойота тундра и неизвестный мне америкос. А в америкосе оказывается был старинный пулемет люггер, прекрасно всем известный по фильму «Белое солнце пустыни». Я не поверил своим глазам, когда понял, что это за ствол пушечной толщины торчит из башни. Вся наша команда пошла смотреть на невиданных авто монстров, кроме меня.

Я, мучимый болями в ногах, блаженно разместился за рулем своего ниссана. Андрей остался со мной.

— Андрей, а почему ты с ними. Ты же всегда был добрым открытым парнем. Карьера у тебя складывалась. Почему?

— Карьера? — горько усмехнулся Андрей, — Не смог я. Не выдержал всей этой продажной циничной мерзости. Надоела вся эта педерастическо–жидовская мразота которая презирает и ненавидит ту страну в которой кормится и живет, а мечтает о том как наваривавшись свалит с баблом за бугор и будет там жить припеваючи. Что‑то делать с этим хотелось. И не словом воевать, а делом. Вы меня понимаете?

С последним вопросом он так на меня глянул, с таким отчаянием, что я невольно поежился.

— Понимаю, Андрей.

Наш разговор на этом прекратился. К нам подошли члены моего каравана и фашиствующие молодчики. Да и не мог я ничего больше сказать Андрею. Отец Андрей был военным, погиб, спасая тонущих солдат. Дед Андрея не воевал, но пережил блокаду. Мать Андрея всю жизнь работала на нескольких работах, чтобы обеспечить ему будущее.