Антиваксеры, или День вакцинации - [69]

Шрифт
Интервал

– Это ваше, – сказал Соловьев, – просили передать.

Бритвин, узнавший свой пистолет, покраснел, сунул его в карман, и троица молча вышла из кабинета. А на свет появился Вилен Егорович, который во время совещания сидел в углу, за шкафом.

Глава достал бутылку проспоренного коньяка, налил две рюмки, хлопнул свою и наконец-то дал волю чувствам. Он орал и матерился минут десять, размахивая руками и нарезая круги вокруг стола, как несколько месяцев назад дважды покойный Бабушкин. Смирнитский молча смаковал отличный коньяк. Наконец Соловьев немного успокоился и сел.

– Ну я им падлам устрою, – сказал Евгений Васильевич, – они у меня все в отставку улетят. И за День вакцинации, и за то, что врали в глаза мне! Я наконец то воспользуюсь этим Указом!

– Ты думаешь, другие не будут тебе врать? – спросил Вилен Егорович.

– Какие другие? – не понял Соловьев.

– Те, что придут на их место, – спокойно сказал Смирнитский.

Глава осекся. Такая мысль ему в голову не приходила.

– Этих ты уже знаешь, как облупленных, – сказал Вилен Егорович, – и представляешь, чего от них ждать. Да и в итоге, они же разрулили ситуацию, а там счет шел на секунды. Хотя, конечно, решение проблемы было весьма нестандартным. Зато у тебя есть теперь народный герой, и террорист, убивший Бабушкина. Наш Иван Иванович окончательно прижмет хвост, большая часть антиваксеров переметнется на сторону власти, ведь их лидер оказался подлым убийцей. Что еще тебе надо? Все неплохо складывается. Жалко, конечно, Троцкого, мужик погиб по глупости, да еще и террористом оказался. Но это судьба многих ушедших политических деятелей.

– Можно и не делать из Троцкого преступника, – задумчиво заметил Глава, – если пустить слух, что он полез вышку 5G взрывать, то у антиваксеров тоже будет свой герой.

– А смерть Бабушкина и Штыка на кого списать? – спросил Вилен Егорович, слышавший из-за шкафа всю загадочную историю убийства старшего лейтенанта ФСБ, так и оставшуюся нераскрытой.

– Бабушкин напился и курил возле газового баллона, а тот взорвался, – сказал Глава, – и знаешь, у меня нет абсолютно никакого желания делать из него героя, после того как он всю эту кашу заварил.

Соловьев вчера сначала был весьма недоволен решением Смирнитского оставить взрывное устройство в квартире редактора, но немного подумав, согласился со своим секретным агентом и теперь выдвинул новую версию смерти Андрея Николаевича, совершенно не совпадающую с задумкой силовиков.

– Да там многие заварили, и мы с тобой тоже, – парировал Вилен Егорович, – я пистолет ему в руки сунул, ты его смерть фальшивую скрыть пытался.

Соловьев пожал плечами. Он и сам это все прекрасно понимал.

– А насчет Штыка пускай у Бритвина голова болит, – сказал Евгений Васильевич, – отправил сотрудника на задание без прикрытия, так пусть теперь отвечает перед руководством. Глядишь и в отставку улетит. А к сладкой парочке, к Беккеру и Котову, я лично руку приложу. Добьюсь, чтобы выгнали их с позором! Пока не отменили указ.

Смирнитский глотнул еще коньяка, довольно зажмурился и сказал так:

– Слышал я как-то очень давно одну притчу. Однажды монах напился и упал на дороге без памяти. А бес увидел его, прибежал к Богородице и начал хохотать, смотри мол, монах твой валяется пьяный в луже, как свинья. Богородица подошла к спящему, накрыла его своей шалью и сказала бесу – «Пусть он свинья, но это моя свинья».

Смирнитский допил коньяк, попрощался с Главой и вышел из кабинета.

Эпилог

Олег лежал один в просторной и светлой четырехместной палате. Состояние пациента стабилизировали и недавно вывели его из искусственной комы, в которой он находился несколько суток. Кузнецов более-менее нормально соображал и говорил, но шевелить мог только головой да правой рукой, так-как все остальные части тела были забинтованы и увешаны множеством разнообразных трубок и датчиков.

– Да, Олег Спиридонович, – сказал лечащий врач, навестивший пациента после того, как тот пришел в себя, – Вы не в рубашке родились, а сразу в шубе. Сумка эта Вам просто жизнь спасла. Иначе мы бы тут не разговаривали. А похоронили бы Вас месте с главой антиваксеров.

– А что со мной? – слабо спросил Кузнецов.

– Да так, ерунда, – небрежно махнул рукой врач, – черепно-мозговая травма, компрессионный перелом позвоночника, переломы обеих пяточных костей, перелом левой руки, повреждения легких и печени, и еще так, по мелочи.

Врач посмотрел в круглые глаза больного и рассмеялся.

– Да не волнуйтесь, Олег Спиридонович, Вы можно сказать отделались легким испугом, учитывая то, в какую ситуацию попали. Недели четыре полежите у нас, встанете на ноги, потом еще пару месяцев полечитесь амбулаторно, в санатории отдохнете, и будете как огурчик.

Олег с сомнением посмотрел на доктора, а тот сказал:

– Даже не переживайте. Переломы – ерунда, заживут и следов не останется. Зато разрывов внутренних органов нет. Вам ведь еще очень повезло, что Вы упали не на асфальт, а на своего товарища по несчастью. Ему то уже было все-равно, а Вам он невольно помог выжить, подстелив себя вместо соломки. Так что через три месяца будете как новенький. Я гарантирую. К тому же Ваше состояние находится на личном контроле у Главы! Отчет запрашивает каждые сутки. Вы же теперь герой! Он хотел даже Вас в область перевести, но мы отказались. У нас и своя больница прекрасная.


Рекомендуем почитать
Белый отсвет снега. Товла

Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.


Колокола и ветер

Роман-мозаика о тайнах времени, любви и красоты, о мучительной тоске по недостижимому и утешении в вере. Поэтическое сновидение и молитвенная исповедь героини-художницы перед неведомым собеседником.


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…