Антиваксеры, или День вакцинации - [5]

Олег снова и снова прокручивал в голове разговор с Иваном Ивановичем, состоявшийся вчера после суда и освобождения.

– А ты умнее, чем кажешься, Олежек, – сказал тогда секретарь партии, благодушно улыбаясь, когда все судьи разошлись и в подвале кроме них двоих остался только безмолвный человек, так и стоящий у Кузнецова за спиной.

– Пришло время поручить тебе более серьезную работу, чем проповедовать с памятника, – Иван Иванович снова улыбнулся, – как ты считаешь?

Олег мужественно кивнул. Другого варианта и не было. Собеседник его обрадовался.

– Молодец! Я всегда в тебя верил Олежек! Но ты сам понимаешь, прежде чем доверить человеку серьезную работу, мы должны быть абсолютно в нем уверены.

Иван Иванович расплылся в улыбке.

– Поэтому сначала ты пройдешь небольшую проверку. Но ты не волнуйся, это простая формальность, я же верю тебе, как самому себе, – тут секретарь даже захихикал, довольный своей шуткой.

Человек за спиной не издавал ни звука. Еще бы проклятая вода под потолком не капала…

– Ты знаешь Андрея Николаевича Бабушкина? – спросил секретарь.

Внутри Олега все оборвалось… «Только не это, Господи, только не это!», – подумал он. Но свои чувства держал при себе. Иван Иванович пристально смотрел на него, и любая неверная эмоция могла выдать и погубить Кузнецова.

– Знаю шапочно, – Олег словно со стороны услышал свой безразличный голос, – он в газете работает, живет недалеко от меня, на Весенней.

– Отлично! – обрадовался секретарь и добавил, – завтра тебе надо будет его убить.

– Зачем? – невольно вырвалось у Кузнецова.

Иван Иванович закинул ногу за ногу, сцепил руки на груди, но не ответил, а задал встречный вопрос.

– Как ты думаешь, Олежек, в чем сила и мощь любой организации?

– В идее? – Олег крепко задумался, пытаясь сообразить, – в деньгах, в людях?

– Нет, в слепом повиновении, – сам себе ответил секретарь и моментально задал новый вопрос, – вот ответь мне Олежек, ты умный человек?

– Да ну, скажете тоже, – отмахнулся Кузнецов, который всегда довольно-таки трезво оценивал себя, – Вы же меня знаете.

– Знаю, и достаточно хорошо. Но тогда объясни мне, почему, получив приказ, ты спрашиваешь, зачем его надо выполнить? Можешь ли ты понять причину отдачи такого приказа, хватит ли у тебя на это ума?

– Но разве можно просто так пойти и убить человека? – удивился Олег.

– Конечно нельзя, – согласился Иван Иванович, – но спрошу еще раз, надо ли тебе знать причину его убийства?

– Ну да, – замялся несколько сбитый с толку Кузнецов, хотя уже и сам начал в этом сомневаться.

– Хорошо, – равнодушно сказал собеседник, – рассказываю причину. Я педофил, убил шесть детей, а Бабушкин случайно узнал об этом и теперь хочет вывести меня на чистую воду. Вот мне и нужно его ликвидировать.

Олег выпучил глаза, попытался что-то сказать, но язык его совсем не слушался. Иван Иванович пристально смотрел на Кузнецова и некоторое время молча ждал ответа. А не дождавшись, продолжал.

– Ведь есть же у меня причина его убить? – и тут секретарь расхохотался, глядя на онемевшего Олега, – да не дрейфь ты, какой я педофил. Просто привел пример, что порой исполнителю лучше вообще не знать причину. Ведь сила организации в том, дорогой мой Олег Спиридонович, что ее члены не задают вопросов, а слепо выполняют приказы. И смысл этих приказов рядовых бойцов вообще не должен волновать, не их это собачье дело! А если все начнут рефлексировать и думать о том, о чем не следует, то любая организация рассыплется в прах за очень короткое время.

В голосе Ивана Ивановича прорезался металл, он заговорил страстно и убежденно.

– Против нас власть, против нас государство с его долбанными памятниками и днями вакцинации, а что на нашей стороне? Только повиновение, Олег Спиридонович, причем слепое и беспощадное! Твое дело не размышлять или спрашивать, а тупо исполнять мои приказы! Думать же буду я! И за тебя, и за себя, и за него! – Иван Иванович махнул головой на истукана за спиной Кузнецова.

– Итак, завтра ты убьешь Бабушкина. И заодно пройдешь проверку. Познакомься, это Штык. Он расскажет тебе все детали. А теперь идите.

Штык, здоровый парень лет двадцати пяти, с абсолютно неподвижным лицом робота, стоял сейчас рядом в подъезде дома Бабушкина. Олег, до сих пор уверенный, что андроидов еще не изобрели, после десяти минут в компании с напарником начал в этом сильно сомневаться. Встретив Олега в условленном месте, Штык махнул рукой, и быстро пошел вглубь темных улиц, не оборачиваясь. Кузнецов засеменил следом. Одному здесь было очень страшно. Хотя не факт, что со Штыком стало веселей. Тот шел уверенно и неотвратимо, как терминатор, не обращая внимания на периодически встречающиеся компании не совсем трезвых людей. У Олега замирало сердце, когда они проходили мимо, но никто не попытался остановить их. Похоже, местная шпана подсознательно понимала, с кем можно связываться, а на кого лучше не обращать внимания.

Только в подъезде Штык впервые заговорил, достав из кармана две маски, и протянув одну напарнику (перчатки они надели заранее). Голос его оказался таким же бесцветным, как и он сам.

– Бабушкин живет на третьем этаже, в седьмой квартире. Я позвоню, он откроет, я его оглушу, привяжу к стулу. Когда он очнется, ты прочитаешь приговор, я дам тебе пистолет, ты его убьешь.