Антиваксеры, или День вакцинации - [43]

– Ладно, – сказал Бритвин, которому мучительно не хватало успокаивающего голоса Шевчука, – начну, наверное, я. Но предупреждаю, коллеги – то, что я расскажу, является секретной информацией. И мне придется взять с Вас подписку о неразглашении ее.

Котов и Беккер согласно кивнули. И тогда Бритвин сказал:

– Неопознанный труп, находящийся сейчас в отделении судебно-медицинской экспертизы, принадлежит старшему лейтенанту ФСБ, внедренному в партию антиваксеров.

Котов ошарашенно уставился на коллегу. Известие о том, что Штык – секретный агент ФСБ, до глубины души поразило начальника полиции. Прокурор же невозмутимо пил чай и молчал. А Бритвин подробно рассказал коллегам про свой блестящий план и его бесславное завершение. Когда он закончил, в кабинете воцарилась мертвая тишина. Какое-то время Котов и Сан Саныч молча переваривали услышанное.

– Расскажите и Вы, – обратился прокурор к полицейскому, – зачем Вам понадобился труп сотрудника ФСБ?

Тогда Котов во всех деталях доложил историю задержания и вербовки Олега, партийного суда над ним, его описание событий, произошедших во вторник в квартире главного редактора, и закончил словами о новых коварных замыслах секретаря антиваксеров, пока что им не обнародованных. Теперь уже Бритвин и Беккер несколько минут молча переваривали услышанное.

– Но почему Вы скрыли информацию про Кузнецова и его участие в операции устрашения Бабушкина? – спросил прокурор.

– Он же был у меня под колпаком, – смущенно ответил Котов, которому нелегко далось это вынужденное признание, – и я думал, что никто кроме полиции про него не знает, хотя тут я конечно очень сильно ошибался. Тем более, я понимал – Кузнецов вряд ли является настоящим убийцей редактора, да так оно и оказалось. И я придумал план – как только Олег получит новое задание от секретаря партии, я сразу возьму его и Ивана Ивановича тепленькими. Вычислю заговор антиваксеров, глядишь и медальку заработаю.

Котов честными и наивными глазами посмотрел на коллег.

– Я бы в любом случае раскрыл карты, – сказал он, – сейчас уже не до ведомственных игр.

– Да, господа, – проговорил Сан Саныч задумчиво, – теперь я понимаю: после визита к Бабушкину двух палачей-антиваксеров, один из которых был агентом ФСБ, а второй завербованным агентом полиции, никаких шансов выжить у него не оставалось.

Бритвин хотел что-то сказать, но Беккер остановил его взмахом руки. Всегда внешне добрый и благодушный прокурор стал вдруг хмурым и сосредоточенным.

– Срочно отправьте своих людей в редакцию Зари коммунизма, – приказал он Бритвину, – и снимите в кабинете Бабушкина его отпечатки! Со стакана, со стола, с компьютера, короче везде, где найдете. Возьмите там же образцы его почерка. Он же наверняка где-то делал записи. Отпечатки сравните с теми, что обнаружены в квартире Андрея Николаевича, а почерк сличите с тем, которым написано послание Главе. Только все это надо сделать очень быстро.

Бритвин ничего не понял, однако достал телефон и передал слова Беккера подчиненным, приказав через час доложить ему результат. А полицейский удивленно посмотрел на прокурора.

– Сан Саныч, Вы что, думаете, Бабушкин жив? – спросил он.

– Скоро узнаем, – лаконично сказал Беккер, и к великому удовольствию Котова наконец-то пошел в сторону холодильника.

Глава 32. Андрей Николаевич Бабушкин (часть 2)

(три месяца назад)

Несколько дней Андрей Николаевич думал только об одном – соглашаться на участие в операции или нет? Подставляться под пистолет, хоть и не заряженный, было очень страшно. Но нельзя, однако, и списывать со счетов возможность оказать неоценимую услугу ФСБ и заработать на этом какие-нибудь приятные бонусы, что могли помочь потом в подковерной борьбе с Главой. Бабушкин по-всякому раскладывал ситуацию, но к какому-то определенному решению пока не пришел. И тут ему позвонил Смирнитский, который предложил вновь встретиться и хлопнуть по пивку.

Друзья пили пиво всегда у Андрея Николаевича, где им никто не мог помешать и отвлечь от приятной беседы. И вот вечером в пятницу Вилен Егорович, нагруженный пакетами с пивом, появился на пороге квартиры друга. Он прошел в зал и поморщился, ткнув пальцем вниз.

– Слушай, Андрюха, как можно жить в таком бедламе, ни днем, ни ночью ведь покоя нет, – сказал Смирнитский, – нельзя же столько пить, нормальный человек уже давно бы загнулся. А твоего соседа гада ничего не берет.

Бабушкин пожал плечами. Честно говоря, шум снизу ему нисколько не мешал. Он и не слышал его.

– Ты бы хоть в газете, что ли своего соседа пропечатал, – предложил Смирнитский, – типа они с секретарем антиваксеров пропивают партийные деньги, а по ночам стучат тебе шваброй в потолок.

– Смотри, – погрозил пальцем Бабушкин, – а то расскажу Ивану Ивановичу, какие идеи ты мне тут кидаешь.

И друзья весело рассмеялись.

Несмотря на принадлежность к партии антиваксеров, Вилен Егорович был абсолютно адекватным человеком, фанатизмом не страдал, и при случае никогда не упускал возможности подшутить в беседах с Бабушкиным над своими коллегами по партии. Андрей Николаевич, честно говоря, не совсем понимал, что связывает его друга с антиваксерами, но тему эту в разговорах не затрагивал. Бабушкина нисколько не удивило бы даже известие о вакцинации Смирнитского. Но если и так, его это совершенно не касалось.