Антирак. Новый образ жизни - [10]

Итак, я ждал, когда появятся буквы и за этим последует специфический пульсирующий звук сканера, регистрирующего функциональную деятельность моего мозга. Но пауза затягивалась. Я не понимал, что происходит. Джонатан и Дуг находились за стеклянной стеной в комнате управления; мы могли общаться только по селекторной связи. Затем я услышал в наушнике:

— Давид, у нас проблема. Что-то не так с изображениями. Мы должны переделать их.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Мы начинаем все сначала. Делаем анатомические изображения, на это уходит десять минут, и затем я снова жду мыслительной фазы. Но вместо этого слышится голос Джонатана:

— Слушай, тут что-то не так. Мы входим.

Они появляются в комнате, где стоит сканер, и выдвигают стол, на котором я лежу. Я вижу, что они как-то странно на меня смотрят. Джонатан кладет свою руку на мою:

— Давид, мы не можем проводить этот эксперимент. В твоем мозге что то есть.

Я прошу их показать изображение, которое они только что дважды записали с помощью компьютера.

Я не рентгенолог и не невролог, но мне приходилось видеть множество снимков мозга, это была наша ежедневная работа, и ошибиться я не мог — в правой области предлобной коры отчетливо просматривался круглый шар размером с грецкий орех.

Первая мысль — что это? В этом месте вряд ли могла находиться одна из тех доброкачественных опухолей, которые иногда фиксируются у испытуемых; менингиому или аденому гипофизарной железы я тоже отверг. Более вероятно, учитывая локализацию, — киста или инфекционный нарыв, вызываемый венерическими болезнями или СПИДом... Но у меня отличное здоровье. Я много занимался спортом и даже был капитаном команды по сквошу. Нет, дело совсем в другом...

Серьезность того, что мы только что обнаружили, отрицать было невозможно. На поздней стадии злокачественная опухоль головного мозга без лечения может убить человека за шесть недель... а с лечением – за шесть месяцев. Я не знал, на какой стадии была моя опухоль, но я знал статистику. Потрясенные, мы молчали. Джонатан отправил пленки рентгенологам, чтобы на следующий день их оценил специалист, после чего, пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись.

Я сел на мотоцикл и отправился домой на другой конец города. Было одиннадцать часов вечера, на ярком небе очень красиво светила луна. Анна спала. Я лег и уставился в потолок. Странно осознавать, что твоя жизнь может закончиться именно так... Это было невообразимо.... Между тем, что я только что узнал, и тем, что я выстраивал столько лет, сразу образовалась гигантская пропасть. Занимаясь наукой, карьерой, в конце концов, я много вложил в свое будущее. Я чувствовал, что начинаю делать что-то полезное, нужное, что впереди у меня заманчивые перспективы... И вдруг я столкнулся с возможностью того, что никакого будущего у меня нет.

Кроме этого, я был один. Мои братья какое-то время учились в Питсбурге, но давно уже, получив дипломы, уехали. У меня больше не было жены. Мои отношения с Анной только начали складываться, и она, конечно, оставит меня, ведь кто в тридцать один год захочет жить с обреченным?... Я чувствовал себя бревном, плывшим вниз по реке и внезапно попавшем в омут. Вот оно — застряло в трясине, теперь ему уже никогда не достигнуть моря... Волею судьбы я оказался пленником в месте, где у меня не было никаких реальных связей. Мне предстояло умереть. Одному. В Питсбурге.

Я лежал и созерцал дым от своей индийской сигары, и тут произошло нечто необычное. Мне совсем не хотелось спать. Я был погружен в свои мысли и вдруг услышал собственный голос, звучавший в голове. Это был не я, и все же это был определенно мой голос. В нем слышались несвойственные мне мягкие интонации, но при этом голос звучал уверенно, отчетливо и убежденно. И вот, когда я сокрушался про себя: «Неужели это случилось со мной? Это невозможно!», внутренний голос сказал: «Знаешь что, Давид... Это очень даже возможно, и... с этим надо жить!»

В ту секунду произошло нечто поразительное и непостижимое. С этого момента я уже не был парализован случившимся. Было ясно: да, произошло именно то, что произошло. Это часть человеческого опыта. Многие проходили через подобное до меня, и я не стал исключением. И нет ничего неправильного в том, чтобы оставаться обычным человеком. Таким же, как все.

Вот так мой разум сам нашел путь хоть к какому-то облегчению. Позже, когда я снова почувствовал страх, я научился укрощать свои эмоции. Но той ночью я заснул и на следующий день смог пойти на работу и сделать шаги к тому, чтобы взглянуть в лицо болезни и... в лицо своей жизни.

Глава 2. Ускользнуть от статистики

Стивен Джей Гульд (Stephen Jay Gould) был профессором зоологии Гарвардского университета и специалистом по теории эволюции. Он также был одним из самых влиятельных ученых своего поколения, и многие называли его «вторым Дарвином» за его более полное описание эволюции видов.

В июле 1982 года, в возрасте сорока лет, он узнал, что у него редкая и серьезная разновидность рака ― мезотелиома брюшной полости, возникновение которой связывают с воздействием асбеста. После того как ему сделали операцию, он спросил своего врача: