Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность - [27]

Мы не можем входить здесь в подробное изложение дипломатической деятельности Кантемира и подтвердить выписками из его реляций, как верно он оценивал тогдашнее внешнее положение России. Но такая проницательность, во всяком случае, свидетельствует о блестящих дарованиях Кантемира, тем более что, как мы видели, масса мелочных хлопот и забот поминутно отрывали его от исполнения прямых обязанностей. При таких обстоятельствах можно удивляться, что он находил еще время для весьма широкой литературной деятельности. Правда, его творчество оскудевает, но не оскудевает его желание служить отечеству на литературном поприще, содействовать, по мере сил и способностей, его просвещению. За исключением первых трех лет пребывания за границей, не проходит почти ни одного года, чтобы он не обогатил русскую литературу новыми оригинальными или переводными произведениями. В Лондоне он пишет стихи «Противу безбожных», «О надежде на Бога», «На злобного человека», «В похвалу наук», в которых он прославляет разум, «к понятию отверстый», клеймит «суеверство злое», возвеличивает науку с ее «речью тихою, но честным ушам внятною, не знающую ни гневу, ни страху причину, ищущую и любящую истину едину». В то же время он знакомит русскую читающую публику с классическими произведениями древности, переводит Анакреонта, приступает к переработке своих сатир, придает им совершенно новый вид и отчасти заменяет устарелый силлабический стих тоническим, более соответствующим духу русского языка. В это же время он пишет свою шестую сатиру «О истинном блаженстве», в которой формулирует идеал счастливого человека, указывает на тщету богатства и власти, прославляет человека доброго и пробуждающего в других добрые чувства. Чем-то успокоительным, светлым и чистым веет от этой сатиры, написанной первым русским писателем в такое жестокое время, каким было начало восемнадцатого столетия, когда люди губили друг друга, не останавливаясь ни перед чем, чтобы обогатиться или завладеть властью, от этой неожиданной в русском обществе проповеди, что

Добрым быть собою мзда есть уже не мала.

Одновременно с этою сатирой он пишет еще и басни, стараясь ими убедить читателя в той же истине.

Переселившись во Францию, где ему открывается более широкое дипломатическое поприще, он также не оставляет литературных занятий. В Париже им написана седьмая сатира «О воспитании», в которой он выступает истинно передовым человеком для своего времени и общества. Кантемир восполняет здесь недосказанное им в прежних сатирах, указывает на громадное значение правильного воспитания, оттеняя печальные стороны того воспитания, которое получали русские дети в его время, когда оно доверялось преимущественно прислуге из крепостных, когда лучшим средством исправления признавались побои и розги, когда родители и не думали подавать хороший пример, погрязнув в невежестве, заботясь только о поддержании внешнего блеска, роскоши. В такое время несомненно была лучом совершенно нового света проповедь, что «слуги – язва детей», что «родителей злее пример», что «ласковость больше в один час детей исправит, чем суровость в целый год», что «кормилицу, дядьку, слуг, беседу сколь можно лучшую надо избрать сыну», что «дети ближе гостя» и т. д. Все эти мысли о воспитании, на которых отразилось влияние Ювенала и Локка, легли впоследствии в основу знаменитой учебной реформы Бецкого, и, таким образом, наш сатирик приложил и в этом отношении деятельную руку к обеспечению высших интересов русского общества. Почти одновременно написана им и восьмая сатира «На бесстыдную нахальчивость», в которой он указывает писателям, как осторожно надо обращаться с печатным словом. Он говорит:

Когда за перо примусь, совесть испытаю,

Не со страсти ли я какой творцом стать желаю,

Не похвал ли, что я жду от тех трудов, жадность,

Не гнев ли, не зависть ли, иль к ближним беспощадность,

Волю мне взносит в ум.

Он советует обращаться с печатным словом так же осторожно, как врач обращается с ланцетом, когда пускает больному кровь; он отдает себе полный отчет в важном значении печатного слова как одного из средств воспитательного воздействия на общество, и, таким образом, восьмая сатира естественно дополняет собою седьмую. Наконец, в 1740 году он пишет «Письмо к князю Н. Ю. Трубецкому», в котором показывает свой идеал хорошего администратора, заботящегося о том, чтобы «чин и правда цвела в пользу людей», чтобы «страсти не качали весов» правосудия, чтобы «слезы бедных не падали на землю», словом, идеал того администратора, который видит «собственную пользу в общей пользе». Последнее же оригинальное стихотворение, «Письмо к стихам своим», он написал уже накануне смерти, в 1743 году. Это – его прощальное слово, в котором он выражает надежду, что в конце концов муза его найдет себе признание, что «умным понравится голой правды сила», что потомство поймет, как он далек был от злословия и старался только «пятнать злой нрав», наконец, что сатира его имела источником своим одну любовь.

В речах вы признайте

Последних моих любовь к вам мою. Прощайте!

Это прощанье не только с музою, но и с читателями, – прощание тем более трогательное, что, несмотря на сатирическую соль стихов поэта, в них действительно было много любви, но не той любви, которую обыкновенно воспевают поэты, а высшей этической любви к ближнему и к отечеству.