Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность - [22]

Письмо, из которого мы взяли эту выдержку, относится к 1740 году, но стихи, в которых он подсмеивается над своей невестой, написаны раньше, и вообще у нас нет никаких серьезных указаний, чтобы Кантемир относился с искренней привязанностью к княжне Черкасской, за исключением разве тех подарков, которые он посылает ей из-за границы и которые состояли преимущественно из нюхательного табака а-ла-виолет. Из Кенигсберга, во время своего переезда в Англию, Кантемир посылает своей невесте шесть ящиков этого табака, обещая выслать из Голландии целый пуд. Между тем с той же оказией Кантемир высылает сестре два изящных янтарных подсвечника, которые он, не щадя труда, долго отыскивал в Кенигсберге и конечно послал бы своей невесте, если бы питал к ней более нежные чувства.

Независимо от недостатка большого расположения к невесте были и другие причины, заставлявшие Кантемира избегать женитьбы на княжне Черкасской. Мы уже видели, как велико было пристрастие Кантемира к научным и литературным занятиям, предполагавшим тихую жизнь вдали от политических волнений и светской суеты. Вообще, он по природе своей, по воспитанию и, как мы видели, по впечатлениям, вынесенным из родительского дома, был не очень пригоден к борьбе за существование в бурном водовороте жизни, а в его время надо было вести отчаянную и жестокую борьбу, чтобы одержать победу. Это было время, когда, как верно замечает один из самых глубоких исследователей этой эпохи, «всякий мало-мальски значительный человек считал благоразумным в видах собственного самосохранения следовать правилу: губи других, иначе эти другие тебя погубят». Действительно, мы видим, что все друг друга тогда губили, что это была какая-то отчаянная борьба из-за политического влияния, из-за власти, – борьба, быть может, вызванная не столько прелестью самой власти, сколько желанием обеспечить собственную безопасность, оградить свое имущество от насильственного захвата. Ментиков, Голицын, Долгорукие, Бирон, Миних, Остерман, даже такие светлые личности, как Прокопович, губили других, чтобы спасти себя. Нельзя себе и представить, как среди таких людей слабый телом и тихий нравом Кантемир мог бы с успехом выдержать борьбу, если бы вступился за свои идеи как практический деятель. Его немедленно задавили бы те, кто был неразборчив в средствах, кому ничего не значило погубить противника, каковы бы ни были его достоинства или заслуги перед отечеством. Мягкий Кантемир, искавший уединенной, трудовой жизни, посвященной литературе и науке, очевидно, не был создан для такого времени и для такой среды. Между тем брак с княжною Черкасской заставил бы его принять участие в политической борьбе, которая была ему не под силу. Он сам неоднократно выражает эту мысль в своих письмах. Он чувствовал, что в качестве зятя влиятельного князя Черкасского ему придется бывать и в свете, и домогаться видного поста, вообще принять участие в политической жизни, к которой он, в особенности после того, как надежды его при воцарении Анны Иоанновны не сбылись, чувствовал инстинктивное отвращение.

Ко всему этому присоединялся еще один мотив: его сильно тянуло за границу; он хотел видеть других людей, другие порядки, чтобы, заручившись новыми знаниями, быть полезным своему отечеству. Кроме того, от заграничной поездки он ожидал большой пользы в смысле завершения своего образования. В то время было очень трудно следить за наукой и литературой из Москвы или Петербурга. Давнишняя мечта нашего сатирика заключалась в том, чтобы усовершенствоваться в науках на Западе. Брак с княжною Черкасской мог расстроить и этот план. Навряд ли родители невесты согласились бы отпустить свою дочь в дальние страны и позволили бы ее мужу вести кабинетную жизнь среди книг где-нибудь вдали от России.

Таким образом, мы убеждаемся, что Кантемир в душе не мог сочувствовать браку, о котором так сильно хлопотала его сестра. Он, должно быть, обрадовался мысли князя Черкасского о назначении его послом в Лондон. Мы, однако, не думаем, чтобы эта мысль родилась самостоятельно у князя Черкасского. Очевидно, многие лица сообща позаботились о том, чтобы удалить Кантемира из Петербурга. Не все его соперники понимали, что он для политической роли малопригоден, так как его происхождение, его образование, широкая популярность, которую он приобрел благодаря своим талантливым литературным произведениям, его дружеские отношения с князем Черкасским, прочившим за него свою дочь, – все это заставляло их видеть в Кантемире будущего выдающегося политического деятеля, а вместе с тем желать его удаления из Петербурга. Кажется, особенно ревностно об этом заботился граф Остерман, потому что Кантемир, вследствие прекрасного знания языков и своего происхождения от владетельного князя, как бы создан был для видной дипломатической роли. Действительно, граф Остерман делает всевозможные усилия, чтобы предоставить Кантемиру вакантный пост посла России в Англии. Он предлагает эту комбинацию новой императрице, он же убеждает представителя Англии при нашем дворе, что молодость князя Кантемира не может препятствовать назначению, что, в сущности, ему уже двадцать восемь лет (это был сознательный обман, так как Кантемиру было тогда всего двадцать два года, что, конечно, прекрасно знал Остерман). Но, вероятно, весь этот план удаления нашего сатирика из Петербурга не удался бы, если бы он сам не играл на руку своим соперникам. Для него мысль о пребывании за границей, о завершении своего образования среди знаменитых ученых, в обществе корифеев общественной и научной мысли представляла особенную заманчивость, тем более что при его молодости пост посла был весьма почетным и, конечно, не мог повредить дальнейшей его карьере. Завершить свое образование ему действительно удалось, равно как и пользоваться обществом самых выдающихся ученых и литераторов того времени, но возвратиться в отечество ему не было суждено. Тот же граф Остерман противился всем попыткам Кантемира, направленным к этой цели; а когда Остерман пал, здоровье сатирика было уже настолько расстроено, что о возвращении в Петербург не могло быть и речи.