Антинормандская Великорось - [7]

Не церемонится Михаил Васильевич! Ибо знает, что сделают с царём и его семьёй в случае разоблачения, — как знает и то, что и самому Николаю это известно. Тому уже дали понять, что распорядители на балу настроены серьёзно. Когда Николай велел сопровождавшему его дворцовому коменданту отправить Родзянко телеграмму, Рузский вырвал её из рук придворного, заявив, что здесь он сам отправляет телеграммы. Все переговоры по телефону и по телеграфу со Ставкой и с Петроградом генерал взял на себя. С.С.Ольденбург пишет: «Государь не мог сноситься с внешним миром; он, видимо, не мог, помимо желания ген. Рузского, покинуть Псков. Фактически он как бы находился в плену».

После длительной беседы с Николаем генерал передаёт Родзянко по прямому проводу: император выразил окончательное решение — «дать ответственное перед законодательными палатами министерство, с поручением Вам образовать кабинет». Телеграф отстукивает в ответ: «…то, что предполагается Вами — не достаточно и династический вопрос поставлен ребром». Генерала уведомляют: «Очевидно, что Его Величество и Вы не отдаете себе отчета в том, что здесь происходит… народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно; войска окончательно деморализованы: не только не слушаются, но убивают своих офицеров».

Теперь Рузский знает цену тому, что передал Алексеев («в Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули к Временному Правительству в полном составе…»). Но так ли неожиданно для Николая Владимировича, что открылась ошибка? Поверил ли он с самого начала в «частные сведения»? Не знал ли, для чего они — именно такие — нужны? Нужны же они, дабы осуществить главное: то, что пока не доведено до конца. Генерал спрашивает у Родзянко, «в каком виде намечается решение династического вопроса». Родзянко телеграфирует: «грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становятся определенным требованием».

Некоторые думские деятели сознавали, как будет зыбко положение нового правительства — утлое судёнышко легко может утонуть, — и посему хотели сохранить каркас прежней империи. Сторонниками конституционной монархии были, к примеру, Гучков, Милюков. Несовершеннолетний Алексей на престоле и брат Николая как регент (не имеющий власти), — служа фасадом, придавали бы новорождённому правительству видимость легитимности. Главное: немцы лишались покровителя-самодержца, и с их преобладанием можно было покончить без оглядок и оговорок. Вот что важно для Рузского и для Алексеева, которому разговор с Родзянко передали незамедлительно.

* * *

Михаил Васильевич не смущён тем, что распространённые им «сведения» из Петрограда, которые «считаются достоверными», оказались ложью. Не ему ли более, чем кому-либо, известно их происхождение? Что его сейчас интересует в сказанном Родзянко, так это сигнальная фраза — «ненависть к династии дошла до крайних пределов». Алексеев срочно посылает Лукомского передать по прямому проводу в Псков: необходимо разбудить государя и сейчас же доложить ему о разговоре генерала Рузского с Родзянко. «Переживаем слишком серьезный момент, когда решается вопрос не одного Государя, а всего Царствующего Дома и России, — читает в Пскове с ленты генерал Данилов, начальник штаба Северного фронта. — Генерал Алексеев убедительно просит безотлагательно это сделать (разбудить царя и доложить. — И.Г.), так как теперь важна каждая минута и всякие этикеты должны быть отброшены».

Вот как нетерпелив, как напорист Михаил Васильевич. Не отстаёт от него и Лукомский — в стремлении к цели, столь желанной для обиженных. Он телеграфирует Данилову: «…а теперь прошу тебя доложить от меня генералу Рузскому, что, по моему глубокому убеждению, выбора нет и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся Царская Семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками, как об этом вчера уже сообщал вам генерал Клембовский. Если не согласятся, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать Царским детям, а затем начнется междуусобная война, и Россия погибнет под ударами Германии, и погибнет династия».

Данилов, как и Лукомский, разделяет мысль, что царь должен покинуть трон: «едва ли можно рассчитывать на сохранение» государя во главе страны «с ответственным перед народом министерством». Вместе с тем Данилов не уверен, удастся ли Рузскому склонить монарха к отречению. На это следует весьма аргументированное пожелание Лукомского, «чтобы генералу Рузскому удалось убедить Государя. В его руках теперь судьба России и Царской Семьи».

Алексеев, спеша и опасаясь, что Рузский не добьётся желаемого, направляет Главнокомандующим фронтами телеграмму, так охарактеризованную Лукомским, — она «по своему содержанию… вполне определенно подсказывала Главнокомандующим ответ, который начальник штаба желал, чтобы они сообщили Государю». Суть телеграммы та, что обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, кроме отречения царя от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича.

Одним из фронтов, а именно Кавказским, командует двоюродный дядя императора великий князь Николай Николаевич. В своё время он был Верховным Главнокомандующим, пока царь не сместил его и сам не занял этот пост. Вряд ли Николай Николаевич с этим всею душой согласился, и обошлось без обиды. Как бы то ни было, он ещё и видит размах, мощь нависшей над династией угрозы. Он не верит, что Николай способен выкарабкаться, и отнюдь не расположен в довольно вероятной кровавой свистопляске заодно с ним терять всё. Тем более когда есть выход, который, как кажется, лично его не затрагивает. Удивительно ли, что великий князь призывает монарха к отречению? А в какую облекает это форму! «Я, как верноподданный, считаю, по