АнтиNаполеон - [67]

Тьерри Лентц, французский историк

* * *

Подавляющее большинство историков сурово осудило убийство Наполеоном герцога Энгиенского. Так, например Эмиль Людвиг в книге «Наполеон» написал:

«Никто и не вспомнил бы об этом расстреле, не иди речь о Бурбоне — символе коронованных правителей Европы. Таким образом, этот поступок консула был наглым вызовом европейским тронам и многим миллионам европейцев, веривших в то, что королевская власть дается Божьей милостью. Он стал сигналом к борьбе против диктатора, который никогда раньше не прибегал к террору».

Вот еще несколько высказываний известных историков:

Поль-Мари-Лоран де л’Ардеш:

«В это время Наполеон запятнал себя кровавым, неизгладимым из памяти народов преступлением. Он велел похитить из баденских владений герцога Энгиенского, последнюю ветвь знаменитого дома Конде, и предал его смерти. Наполеон чувствовал и сам, что убийство герцога навлечет на него негодование современников и потомства».

Эрнест Лависс и Альфред Рамбо:

«Его бумаги с полной очевидностью обнаружили его невиновность в деле о покушении на жизнь Бонапарта; несмотря на это, он был приговорен к смерти комиссией, составленной из полковников парижского гарнизона, и тотчас расстрелян во рву Венсенского замка (21 марта). Это убийство вызвало во всей Европе чувство ужаса и тревоги».

Вильям Миллиган Слоон:

«Сам Бонапарт до конца жизни был убежден, что его жертва была виновна, и считал герцога Энгиенского соучастником в злодейском заговоре. Одно время Наполеон прибегал к недостойным себя уловкам, стараясь доказать, будто герцога расстреляли по недоразумению, но впоследствии он оправдывал свое поведение, ссылаясь на государственные соображения, и утверждал, что казнь герцога Энгиенского была делом самообороны.

Известие об этом юридическом убийстве заставило содрогнуться всех и каждого. Император Александр оказался, однако, единственным из европейских монархов, осмелившимся протестовать против злодеяния. Он прервал дипломатические отношения с Францией и наложил при дворе траур. Первый консул страшно злился и обижался. Многие из самых близких к нему людей с самого начала высказывались против суда над герцогом Энгиенским, и он болезненно чувствовал дурно замаскированное их неодобрение. Все, что он мог сделать, — это запретить рассуждения о казни герцога, и он действительно прибег к этой мере. Следует заметить, что Бонапарт намеревался достигнуть прямо противоположного результата. Он хотел, чтобы позор злоумышлений в убийстве пал на Англию и на Бурбонов, но меры, принятые им для этого, побудили всех глядеть на него самого почти как на убийцу».

Как видим, все в один голос отмечают негативную реакцию общественности на кровавую выходку Наполеона («вызвало во всей Европе чувство ужаса и тревоги», «заставило содрогнуться всех и каждого» и т. д.). Один лишь Жан Тюлар по одной ему ведомой причине написал, что «смерть Энгиенского, что бы там ни утверждал Шатобриан, не произвела никакого впечатления на французское общество».

Шатобриан, как известно, указывал на то, что убийство герцога Энгиенского коренным образом изменило отношение людей к Наполеону. Самым бесповоротным образом изменило оно и самого Наполеона.

Отныне Бонапарта и Бурбонов разделял «кровавый ров».

Роже Дюфрес, французский историк

Не менее жестко оценивает последствия убийства герцога Энгиенского для Наполеона и А. З. Манфред. «Нетрудно заметить, — пишет он, — что с течением времени по мере „возвышения Бонапарта“ менялся и он сам — элементы реакционного и агрессивного в его политической деятельности усиливались, возрастали. Эта тенденция неоспорима, и, чем дальше, тем явственнее будет проступать ее гибельное влияние. Попирающее всякую законность, всякие основы права дело герцога Энгиенского, начиная от захвата его на территории нейтрального государства и кончая расстрелом при отсутствии состава преступления, было полностью на ответственности Бонапарта. Казнь герцога Энгиенского от начала до конца была политическим актом».

Расстрелом члена королевской семьи Бонапарт объявил всему миру, что к прошлому нет возврата.

Альберт Манфред, советский историк

* * *

Чтобы покончить с описываемым периодом кровавого самоутверждения Наполеона, следует отметить также и

весьма странную смерть еще одного человека — капитана Райта.

Райт был капитаном английского корабля, высадившего во Франции Жоржа Кадудаля и его сообщников. Потом, потерпев крушение, он был захвачен у берегов Франции местными таможенниками. Стендаль писал:

«Капитан Райт, высадивший мятежников и, судя по всему, осведомленный об их замыслах, был захвачен у берегов Франции; он больше года просидел в башне Тампль, и с ним обходились так сурово, что он покончил жизнь самоубийством».

Действительно, Наполеон отказался обменять его на равного ему по чину французского морского офицера, как это обычно практиковалось. Вместо этого Райту были уготованы одиночная камера, бесконечные допросы, а из питания лишь черствый хлеб и вода.

В «Мемуарах» генерала Савари о капитане Райте можно найти такие слова:

«Этот несчастный оставался в Тампле до 1805 года, там он умер. О его смерти ходило столько слухов, что я, став министром полиции, решил сам разобраться в этом. Райт перерезал себе горло от отчаяния, когда узнал о капитуляции австрийского генерала Мака при Ульме».