Антимамочка - [8]

Даже не знаю, когда все пошло по… наклонной, потому что, в отличие от первых родов, я чувствовала себя хорошо. У меня не скакало давление, мне не грозили судороги и потеря сознания, и в больнице все вели себя спокойно. Кроме меня.

Скажу честно: я купилась на всю эту чушь, что вторые роды легче первых. И была совершенно не готова к тому, что они могут оказаться сложнее. Я не сомневалась, что рожу второго сына и глазом не моргнув. Реальность приготовила для меня не самый приятный сюрприз. На то, чтобы родиться, у Джуда ушло в два раза больше времени, чем у его брата. И на сей раз процесс был куда болезненнее. Уравновешенная женщина из фильма «Роды. Часть I», видимо, решила не сниматься в сиквеле и прислала вместо себя невменяемую сестру-близняшку.

В случае с Джудом свои впечатления о родах Джеймс подытожил фразой: «Тебе просто башню сорвало. Никогда тебя такой не видел». Чем изрядно сбил лоск с предыдущего триумфального «Ты молодец, детка!».

На протяжении всех родов меня швыряло от истерики к отрешенности и обратно. Я залезла в ванную, ожидая спокойного родоразрешения в воде, но меньше чем через час вывалилась обратно, сварливо требуя что-нибудь «более действенное»! Когда Джеймс на свою беду предположил, что мне следовало посидеть в ванной подольше, я, кажется, пообещала его самого туда запихнуть.

Я немного подышала кислородом, потом отшвырнула маску, чтобы тоскливо застонать. Я хотела эпидуралку. Меня отговорили от эпидуралки. Чудесная (и чертовски терпеливая) акушерка (Триш, вроде бы ее звали Триш; во всяком случае, мы к ней так обращались) объяснила, что ребенок уже на подходе, осталось потерпеть всего час или два, а анестезия может замедлить роды. Тогда нам придется остаться в больнице еще на день. Джеймс согласился с акушеркой: мне нужно чуть-чуть продержаться, и мы наконец встретимся с малышом.

На помощь пришел диаморфин. Мне вкололи две дозы, и я стала сонной и вялой. К тому времени я не спала уже двадцать четыре часа и так вымоталась, что вырубалась между схватками (не переставая стонать, как раненое животное). Джеймс утверждает, что в какой-то момент я на несколько часов ушла в себя и молча раскачивалась на кровати, лишь изредка поглядывая на него и бедную Триш. Ну и что?! В свою защиту могу сказать, что я с ума сходила от боли, и мне действительно хотелось умереть. Схватки ослабевали из-за низкого сахара в крови. Мне предлагали попить чего-нибудь сладкого. Я отказывалась.

Апофеоз наступил, когда раскрытие достигло десяти сантиметров, и я устроила самую бессмысленную забастовку в своей жизни. Я отказалась тужиться.

– Хочу эпидуралку! – вопила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Никто, собственно, и не обращал внимания на мои крики, потому как этот поезд ушел еще пять сантиметров назад.

– Хочу кесарево! – не унималась я.

– Хочу умереть!

Ага.

Все забеспокоились. Даже Триш (непоколебимая Триш!) ругнулась.

Если верить Джеймсу, потом я начала притворяться, что тужусь, бормоча «Да тужусь я!» – и при этом беззастенчиво саботируя процесс. В конце концов меня подловили и заставили работать на совесть. Три часа спустя, после знакомого ощущения, что я пытаюсь выдавить через задний проход пушечное ядро, на свет появился малыш Джуд.

Какое облегчение.

Помню, я заворачивала сына в пеленку и думала, какой он розовый и очаровательный, словно это не его мать только что пыталась увильнуть от родов. Я была на седьмом небе от счастья, что все закончилось.

А потом застряла плацента.

Святая капибара, я даже не знала, что такое возможно! В телешоу плацента никогда не застревает. Про нее вообще говорят по телевизору? Я ни разу не видела, как героине после родов задирают ноги и делают укол, чтобы извлечь на свет нечто похожее на ската (если вы можете представить ската цвета сырого мяса). Я в жизни не слышала, чтобы у кого-то застревала плацента. Но моя умудрилась. Уже зашла речь о спинальной анестезии и поездке в операционную, когда один из врачей наконец преуспел там, где спасовали другие. Не буду описывать, что именно он делал, но Джеймс, наблюдавший за процессом, выразил свои впечатления одним словом – «жесть». Так что, думаю, суть вы уловили.

Вот тогда все действительно закончилось. Нам принесли чаю с тостами, мы сидели и любовались прекрасным свертком, который посапывал в кювезе. У малыша тогда еще не было имени (хотя я думала назвать его Уилф). Потом я на подкашивающихся ногах доковыляла до душа, мы с мужем несколько раз обменялись впечатлениями (в основном в формате: «Это было ужасно? – Ты себе не представляешь, как!») и наконец вышли из больницы навстречу новой жизни, в которой нас было уже четверо.

Через несколько месяцев я начала смеяться над своими катастрофическими родами («Наверное, в больнице до сих пор меня вспоминают», «Зовите меня Женщина с Упрямой Плацентой»), но правда в том, что долгое время я старалась о них вообще не думать. Мучительный, не побоюсь этого слова, опыт с Джудом, к несчастью, затмил легкость рождения Генри. Я больше не смотрю шоу про роды, но если случайно наткнусь на серию, уже не буду укоризненно качать головой при виде растерявшейся роженицы. Теперь я и сама понимаю, каково это. Они не ведут себя глупо, они просто не знают, как быть.