Антилузер - [9]
— Виталий Юрьевич?
— Да, это я.
— Меня зовут Вадим, я ваш водитель, меня отправил Михаил Аркадьевич.
— Чего?
— Ваш водитель, позвольте помочь.
— Слушай, Вадим, отвези меня до ближайшего метро, хочу прокатиться до центра, народ увидеть, вспомнить старое.
— Извините, не советую, вы можете столкнуться с ментами, в метро они особенные, иногда злые, и еще запах алкоголя. Простите, может быть, в следующий раз?
— Ничего, разберусь, буду тебя ждать у памятника Пушкину.
Из аэропорта до Речного вокзала на машине минут 20. Но каких!
— О-о-о, какая дорога хорошая!
Хотел похвалить городские власти, как тут же мы поймали яму, глубокую, незаметную, подлую, как в старые времена.
— Извините, Виталий Юрьевич.
— Почему ты извиняешься? Голосовал за мэра, что ли?
— Я не хожу на выборы, нет времени и желания, да и работы много. Пускай бабушки с дедами голосуют, им в кайф, когда их дурят, а мне что с этого? Как получал 45 тысяч, так и получаю, и больше ничего.
Как много можно узнать о человеке по одной фразе! Недоволен властью, но не готов отстаивать свои гражданские права, недоволен работой и отсутствием социального пакета, считает, что достоин лучшей участи, поклонник восьмичасового рабочего дня с двумя выходными, с презрением относится к старшему поколению, думая, что будет вечно молодым и тем не менее, кто-то этому дауну платит 45 штук!
Метро
Порядочный человек берет взятку в одном-единс-твенном случае: когда представляется случай.
Габриэль Лауб
Ой-ой-ой, здравствуй, метрополитен! Здесь кое-что изменилось. Мне очень понравился автомат для продажи проездных билетов. Причины две: во-первых, у кассы огромная очередь, а возле него никого, во-вторых, он выглядит так уродливо, что сразу понятно, что он made in Russia. 17 рублей — небольшие деньги, только у меня их не было. Бросил в обменник сотку евро и тут же получил рубли. Совсем забыл, что неприятности в Москве — это всего лишь вопрос времени, и не успел я повернуться, как меня окликнули:
— Документики имеются?
— Да, конечно.
Достаю паспорт и передаю сотруднику милиции небольшого роста с фуражкой больше его головы раза в четыре. Он в синтетической форме, помятой так сильно, что напоминает спортивную «Adidas» времен перестройки.
— М-да, придется вам пройти со мной до участка, Виталий Юрьевич.
— А почему? Не понимаю. Что не так?
— Помимо того, что вы в нетрезвом виде тут ходите, у меня ваш паспорт вызывает подозрение, уж очень новый он у вас, хотя тут написано, что получали давно.
— Я не понимаю, о чем вы, мне нужно позвонить своему водителю, меня просто давно не было в стране.
Поняв, что телефон забыл в машине, я стал намного вежливее.
— Вы не подскажете, откуда могу позвонить, я ведь имею право на звонок?
— Вам тут не США, давайте в участке разберемся.
— Может, вы меня отпустите? Обещаю, могу нассать на свой паспорт, лишь бы он выглядел более настоящим.
— Вы мне — что? Нахамили?
— Нет, извините, это из-за перелета, хотел сказать, может быть, как-нибудь решим это недоразумение по-иному?
— Ну-у-у, сами подумайте как, только быстрее, а то моя смена заканчивается.
Он передал мне паспорт, и я положил часть полученных рублей между страницами. Полет паспорта от моей руки и обратно длился меньше секунды. Копперфильд, сука!
— Аккуратнее, Виталий Юрьевич.
Оскорбленный, иду ко входу в метро с явным желанием не на паспорт поссать, а ему в рот. Животное, надо же такое сказать — аккуратнее! Ну что за идиот!
Раньше по эскалатору бежали те, кто справа, теперь несутся все, кругом реклама, все с мобильниками и айподами. Жду поезда и понимаю, что за первые два часа пребывания в стране успел напиться, вспотеть и столкнуться с государством в лице этого рахитика в фуражке. Папа мне говорил в детстве, что фуражка деформирует череп, но он не знал, что в лучшую сторону (в финансовом плане). В непонятных ситуациях выручает юмор. Но как только вошел в вагон, чувство юмора пропало мгновенно. В вагоне каждый третий был бухой. Не успел занять место, как меня толкнула старуха, да так, что я грохнулся на пол.
— Пить надо меньше…
— Иди на хуй, бабуль, тебе на тот свет скоро, а ты хочешь взять с собой и других!
— Хам!
За старуху заступились все, и трезвые, и бухие, и мне пришлось ретироваться в конец вагона. Пока уходил подальше от старой карги, услышал, как она вступила в беседу с окружающими, и они принялись дружно меня поносить на чем свет стоит.
Удрученный печальным опытом общения с обитателями подземки, выплевываюсь на улицу. Нет, метро явно не для меня. Стою у памятника Пушкину и боюсь куда-либо смотреть, тупо ожидая спасителя Вадика.
— Вы — Игорь? — с улыбкой обратилась ко мне баба средних лет с крашеными волосами. Один зуб золотой. Разве такое еще бывает?
— Нет. Не Игорь.
— Юра?
Это уже мужик какой-то в серых штанах «три четверти».
— Нет.
— Андрюх, привет!
— Я не Андрей.
Да, сегодня точно не мой день, какое-то глобальное издевательство. Ко всем неприятностям добавился мочевой пузырь. Еще немного, и по моему грязному костюму потечет моча. Справа остановился черный бумер, но не мой. С заднего сиденья вылезает мужик, мало понимающий, где он, явно нетрезвый, со сморщенной мордой. У него, по-видимому, болит живот. Ухватившись за столбик левой рукой, правой он нервно расстегивает ширинку. Достает из ширинки кусок розовой рубашки и крепко держит правой рукой. Пока он уверенно держал этот кусок ткани, внутренняя сторона брюк начала темнеть, и скоро возле ботинок набралась лужа. Он благополучно сам себя обоссал, стряхнув, спокойно застегнулся, сел в тачку и уехал. Всем было все равно, кто где ссыт, народ, непонятно чем озабоченный, идет мимо, не обращая внимания на происходящее, представитель власти чморит в это время какого-то молодого мажора на джипе. Мне не смешно, еще немного, и самому придется отливать при всех, хотя спасение рядом: городской туалет с названием «McDonald’s».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.