Антиквары - [16]

Корнилову стало не по себе. Он почувствовал смутное раздражение на Белянчикова, подсунувшего ему эту папку, на себя — за то, что принялся ее листать! Ему не раз приходилось листать похожие синие папочки. И за обесцвеченными, выгоревшими от времени строчками всегда вставали такие яркие, такие горькие воспоминания, что он надолго терял душевное равновесие Белянчикову было интересно читать синие папки. Он узнавал из них о том, как много лет назад в его родном городе рядом с героизмом уживались стяжательство и подлость. А Корнилов узнавал среди обманутых и обвешенных себя и никак не мог отделаться от привычки подсчитывать украденные килограммы хлеба и масла, обозначенные в протоколах, и прикидывать, сколько ребят из его класса можно было бы кормить этим хлебом и маслом. И как долго. Вдобавок к жидкому соевому супу, который стали давать весной 1942-го. Для него события, описанные сухим языком судопроизводства, были частью его жизни. Со стяжателями и ворами у него были старые счеты.

...В мае ему принесли повестку, приглашали прийти в 30-ю школу на Среднем проспекте. Игорь пришел. Оказалось, что собрали всех учеников школы, оставшихся в городе и переживших самое тяжелое блокадное время. Собрали не для учебы, а немножко подкормить.

Ребята с трудом узнавали друг друга. Подходили, спрашивали: «Ты такой-то?» Похожий на тень человек улыбался и кивал. И происходило словно бы новое знакомство со старыми друзьями. Только осталось-то их совсем немного...

Незнакомая учительница, сверившись с классным журналом их третьего «Б», выдала талоны на обед. Обед состоял из тарелки соевого супа. Но не столько этот суп, сколько возможность опять быть вместе, в коллективе, преобразила ребят. Очень быстро они оттаяли, у большинства исчезла засевшая, казалось, навечно печаль в глазах. И уже слышался смех, и хоть и робко, но они пытались играть.

Очень недолго кормили ребят супами в какой-то столовой на Среднем проспекте. Потом, явившись в один прекрасный день к этой столовой, они нашли ее закрытой. Пришла учительница, объявила, что сегодня обеда не будет, а завтра чтобы все приходили на 10-ю линию, в дом 4. Кормить теперь будут там. И никаких объяснений. В новой столовой тот же суп оказался и гуще, и вкуснее. Мальчики радостно удивились — почему бы это? Соя-то везде одинаковая. А потом узнали — повара и официантки в той столовой воровали. «Гады! — говорили ребята между собой. — Взгрели бы их хорошенько!»

В новую столовую Корнилов ходил до самой осени, до отъезда в эвакуацию. И только один раз остался без супа официантки едва успели расставить тарелки, как рядом со столовой разорвался снаряд. Осколками повыбивало окна, в суп полетели стекла, известка. Кое-кого из ребят поцарапало. Хорошо, что столовая была в полуподвальном помещении. Перепуганная учительница металась от стола к столу, проверяя, не ранен ли кто всерьез. Потом, обессиленная, села на стул и, улыбнувшись, сказала.

— Ну вот, ребятки, без супа, но зато живые.

Уж сколько воронок от снарядов и бомб видели ребята за это время, сколько разрушенных домов, погибших людей, а не утерпели — побежали собирать осколки. Игорь нашел осколок, похожий на всадника с лошадью. Он был еще теплый, с острыми, словно бритва, краями. Корнилов даже увез его в эвакуацию, в пермское село Сива. И там сменялся с одним местным мальчиком на две шаньги.

Белянчиков заметил, что полковник перестал листать папку и задумчиво смотрит в окно. Сказал:

— Ну, не сволочи ли?!

Корнилов ничего не ответил, стал ожесточенно листать страницу за страницей. Задержался на листке с просьбой о помиловании- «30 декабря я приговорен военным трибуналом города Ленинграда к расстрелу. Я виноват в использовании поддельных талонов на хлеб, отоваренных в находящемся в моем ведении магазине, и признаю свою вину. Это первое и единственное преступление за всю мою трудовую жизнь. Во имя двух моих братьев, находящихся в РККА, и моей больной жены прошу пощадить меня и даровать мне жизнь, которую я готов отдать на борьбу с жестоким врагом Родины на фронте, и прошу дать мне возможность доказать глубокое мое раскаяние. Грачев».

Дальше шли документы из Верховного суда с сообщением о помиловании и замене высшей меры пятнадцатью годами. В 1947 году — новая просьба о помиловании. И снова удовлетворение. А дальше... Корнилов вторично перечитал документ, отказываясь верить своим глазам. Но документ был подлинный 19 сентября 1953 года Коллегия по уголовным делам городского суда, рассмотрев уголовное дело № 880... по вопросу о перерасчете размера хищения, произведенного Грачевым, постановила исчислить размер хищения не по рыночным, а по государственным ценам, действовавшим в 1942-1943 гг.

— Ну и ну! — не выдержал Корнилов Белянчиков только и ждал, когда полковник закончит чтение.

— Дикая несправедливость! — Он вскочил со стула. Продавал ворованный хлеб на черном рынке, выменивал на червонное золото, на драгоценные камни, а как расплачиваться — только по государственным ценам!

— Да разве в этом дело!

— И в этом! — сердито бросил майор. — Подлецу жизнь сохранили! Другой бы век благодарил — а этот судиться со своими благодетелями стал! А судьи!? Тоже хороши! По-моему, дикая несправедливость.