Антиквар - [10]
Смолин вышел за прилавок. Лоха с «серебряным уникумом» уже не наблюдалось, зато перед Гошей стояла пожилая фемина раннего пенсионного возраста. Физиономия у нее была улыбчивая, открытая, интеллигентная, располагающая к себе за километр – этакая училка на пенсии, былая любимица детворы, а перед ней на прилавке…
А перед ней на прилавке красовался «лысый» – то бишь орден Ленина, родной, как Смолин моментально определил наметанным глазом, практически в идеале….
– Ну, и что тут у нас? – громко спросил Смолин, лучезарно улыбаясь посетительнице.
Сияя не менее лучезарной улыбкой – идеал вежливого продавца, – Гоша столь же громко сообщил:
– Да вот, Василий Яковлевич, гражданочка орден продает…
– От старика остался, – сообщила помянутая гражданочка, внося свою лепту лучезарной улыбки (простодушной – спасу нет!). – Пенсия, сами знаете, какая, вот я и хочу…
– Продать? – улыбнулся Смолин еще шире.
– Продать.
– Нам?
– Ну конечно. У вас, я слышала, магазин приличный, не обманете. Боязно предлагать с рук кому попало…
Взяв тяжеленький орден (золота изрядно, да и платиновый профиль вождя неплохо весит), Смолин перевернул его, беглым взглядом окинул номер. Знакомый номер. Пожал плечами (разумеется, мысленно) – дети малые, никакой фантазии…
– Настоящий орденок-то? – спросил Смолин, старательно окая.
– Кончено, у меня и документ есть…
– Да разумеется, – сказал Смолин с бесстрастным выражением лица. – Это антинародные реформы, вызвавшие обнищание трудящегося человека… Чубайс там, ваучеры и все такое… Голубушка, мы с этим милым молодым человеком похожи на идиотов?
Орден Ленина
– Да что вы! – все так же лучезарно улыбаясь, воскликнула «голубушка» (ах, какой простенький у нее оставался при этом вид!). – Ничуть даже не похожи…
– То-то и оно, жертва вы наша антинародной перестройки, – сказал Смолин. – Вроде бы, смею думать, не похожи… Только законченный идиот, несчастная вы наша вдовушка, за собственные приличные денежки себе прикупает сплошные неприятности. Понятно?
– Не совсем…
– Есть, мамаша, такая скучная книга, – сказал Смолин. – Зовется она кратко – Уголовный кодекс. Так вот там, что характерно, как раз и прописано черным по белому, что сбыт государственных наград не только Российской Федерации, но и СССР – явление уголовное и безусловно подлежащее. И наказаньица-то, родная, значатся сурьезные… Для тебя первой. Для нас, впрочем, тоже…
– Но орден же не краденый! – произнесла визитерша, сохраняя на лице все ту же величайшую наивность и несказанную благостность. – Я продала, вы купили, при чем тут кодекс? Я ж не пойду потом на вас заявлять…
– У меня и вот этого молодого человека есть один бзик, – сказал Смолин. – Мы – граждане ужасно законопослушные и Уголовный кодекс, следуя заветам товарища О. Бендера, чтим свято! – Ему было скучно, нисколечко не хотелось продолжать спектакль. – А потому, родная, как выйдешь за дверь, ступай…
И он парочкой замысловатых фраз, чрезвычайно смачно и умело обозначил сразу несколько насквозь нецензурных азимутов, по которым гостье предлагалось следовать. Самое примечательное, она выглядела не особенно и шокированной, только пожала плечами:
– А на вид – интеллигентный человек…
– Я?! – теперь уже откровенно пожал плечами Смолин. – Нашла интеллигента… – и еще одной витиеватой фразой уже не дорогу указывал, а характеризовал личность визитерши. – Интеллигенты тут не водятся, точно тебе говорю… Так что забрала быстренько светлый образ вождя мирового пролетариата и пошлепала на хрен отсюда… А то нажму сейчас вот эту кнопочку, и, когда максимум через пару минут нагрянет машинка вневедомственной охраны, вмиг напишу заявление касаемо статьи триста двадцать четвертой Уголовного кодекса… – Он демонстративно опустил руку под прилавок. – Кому говорю, клюка долбаная?
Со столь же безмятежным видом посетительница старательно завернула «лысого» в носовой платочек, спрятала в сумочку, пожала плечами:
– Такие приличные люди и так выражаются…
И прошествовала к двери. Глядя, как она неторопливо удаляется в сторону площади, Гоша кратко и смачно сказал про нее нехорошее.
– Как выразился бы товарищ Сталин, удивительно точное определение, – согласился Смолин без особых эмоций. – Надо же, и до нас доплелась, кошелка старая…
Он посмотрел на стоянку, но ни одна машина не отъехала, все до одной стояли пустые – то ли опера приткнулись где-то вне досягаемости взгляда, то ли явились пешком. За последнюю неделю эта гадючка, самого благообразного и внушающего доверие облика, успела обойти все до единого антикварные лавки Шантарска, за исключением смолинской – а теперь, стало быть, и сюда добралась, паскуда. Ничего в этом не было от злого умысла, направленного конкретно против Смолина – так, рутина, серые милицейские будни, закинули удочку наугад, обормоты, авось какой дурной карасик и клюнет. Вот только в этом омуте дурных карасей нема, в первом же заведении, куда эта юная подружка милиции сунулась – и вызвала подозрения, – не только на хрен ее послали, не выбирая выражений, но и номер орденочка запомнили, да тут же по линии его и передали…
– В следующий раз и в самом деле жмите кнопочку, орлы, – сказал Смолин решительно. – Пусть потом две службы лбами бодаются, мелочь, а приятно, да и не разозлишь особенно никого такой мелкой подлянкой… Уяснили? Поскольку…
