Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала - [25]
Полный разгром белорусских обществ и образования к концу 1930‑х гг., тем не менее, не удовлетворил Варшаву. 23 июня 1939 г. в секретном докладе в МВД Польши белостокский воевода Генрик Осташевский констатировал, что «сейчас можно ещё белорусов ассимилировать, но в этом направлении у нас почти ничего не сделано, а если и сделано, то очень мало»[172]. Таким образом, колоссальный объём мер, предпринятых польскими властями для полонизации белорусов, представлялся белостокскому воеводе недостаточным. Он указывал, что «белорусское население подлежит полонизации. Оно представляет собой пассивную массу без национального сознания, без государственных традиций… Надо, чтобы оно мыслило по–польски и училось по–польски в духе польской государственности»[173]. Здесь же Осташевский выражал сожаление в связи с «давними русскими симпатиями» белорусов, которые поддерживаются «православным духовенством, русскими националистами и советской пропагандой»[174]. Вместо этого, по словам Осташевского, у белорусов необходимо «выработать симпатии к Польше» путём усиления польской пропаганды и инвестиций «в народное образование, транспорт и здравоохранение»[175]. Подобным образом высказывались и другие польские политики.
Формы и интенсивность полонизации в конце 1930‑х гг. отличались в зависимости от специфики восточнославянского населения различных регионов Польши. Белорусы признавались польскими властями податливыми польскому культурному влиянию. На территории воеводств с белорусским населением Варшава проводила системную полонизацию административными методами.
В стратегически важных внутренних областях с украинским населением польские власти прибегали к репрессиям и силовым методам. В 1938 г. на Волыни был свернут так называемый «Волынский эксперимент», направленный на частичное удовлетворение культурных запросов украинского населения и его интеграцию в польскую общественно–политическую жизнь. Инициатор эксперимента воевода Генрик Юзевский был отозван, и началась кампания «усиления польскости». Она проявилась в нескольких волнах «пацификации», выражавшейся в массовых облавах и арестах. Акции «пацификации» на Волыни имели место в 1935 и в 1938-1939 гг., когда было арестовано более 700 человек. В результате многочисленных судебных процессов к июню 1939 г. 207 волынских членов ОУН были приговорены к тюремному заключению на срок от 1 до 13 лет. В концлагере в г. Берёза–Картузская «к началу сентября 1939 г. из 7 тысяч новых заключённых 4,5 тысяч и были украинцами»[176].
В Восточной Галиции к «пацификации» украинского населения путём массовых облав и арестов польские власти прибегали с 1930 г., что было реакцией на саботаж и террор со стороны украинских националистов[177]. С середины 1930‑х гг. Варшава проявляла растущее беспокойство сотрудничеством украинских националистов со спецслужбами нацистской Германии. 15 июня 1934 г. в центре Варшавы боевик ОУН смертельно ранил министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого, что стало самым резонансным терактом украинских националистов. В марте 1939 г. правительство Польши, обсудив «украинский вопрос», подготовило план «усиления польского элемента в Восточной Малой Польше», предусматривавший рост польской колонизации сельских районов Галиции, увеличение польского населения городов и усиление «польской национально–просветительской работы среди местного населения»[178]. В декабре 1938 г. влиятельный украинский политик Василий Мудрый, лидер Украинского национально–демократического объединения (УНДО), тщетно пытавшегося выстроить конструктивное сотрудничество с властями, «официально заявил в сейме о неуспешности польско–украинского союза; о том, что польская сторона не оправдала надежд украинцев»[179].
На Холмщине и в южном Подляшье в составе Люблинского воеводства, где проживало православное украинское население, польские власти, опираясь на полицию и армию, в 1938 г. развернули масштабную акцию по уничтожению православных храмов. Этот шаг объяснялся «изначальной польскостью» данных земель, а наличие здесь православного населения трактовалось как наследие русификаторской политики России. Акция по ликвидации православных церквей на Холмщине и в Подляшье, начатая в мае 1938 г., привела к уничтожению как минимум «127 православных храмов в этом регионе. Драматизм происходившего усиливался крайней грубостью и высокомерным отношением властей к населению. Потери для населения были особенно велики, поскольку уничтожаемые церкви часто были единственными храмами в селе. Не учитывалось и то, что ряд церквей представлял собой историческую ценность»[180]. Религиозные и национальные чувства местного населения часто подвергались демонстративному глумлению со стороны официальных лиц, оставив глубокую травму в исторической памяти коренного населения. Данная акция не была инициативой только местных властей, «напротив, это являлось элементом последовательной политики государства, запланированной на много лет»
