Античный космос и современная наука - [85]

III. Arist. 306а 20—23 = Simpl. 647—648. Аристотель, далее, думает, что теория геометрических стихий не выдерживает критики потому, что при переходе одного элемента в другой оставались бы лишние треугольники. Так, из 20 треугольников воды можно образовать два тела воздуха (по 8), четыре же треугольника остались бы ни к чему. Симплиций на это отвечает, что ничто не мешает треугольникам оставаться некоторое время без телесного оформления, как и Платон (Tim. 56d) говорит, что земля, по разрешении, носится, «пока части ее, встречаясь каким–нибудь образом и соединяясь между собою, не станут опять землей». Ясно, что и тут подчеркивается, что стихии в основе суть не просто физические тела (таковые могут и распадаться), но именно определенные типы пространства. Симплиций прямо цитирует Прокла о том, что стихии могут быть и άμόρφωτα, что во всех переменах есть нечто άνεί–δεον {299}, пока это аморфное пространство не будет преодолено эйдосом, и что в изменениях стихий остаются некоторые полупроявленные (ήμιγενή) части.

IV. Arist. 306а 23—26= Simpl. 648. Аристотель, который, как видим, все время понимает Платоново учение чисто математически, утверждает, что отсюда вытекает невозможность становлению быть в телах. Раз становление происходит из треугольников, значит, ставшее — не из тел. На это Симплиций вместе с Проклом снова напоминает, что треугольники Платона отнюдь не лишены третьего измерения и что становление, значит, вовсе не вне тел. Только те тела, которые именуются треугольниками, «проще» (άπλουστέρου σώματος), а обычные тела — сложнее. Тела суть так–то и так–то сформированное пространство, а треугольники — просто пространство. Из этого видно, как Симплиций все время строжайше отличает стихии и от чисто математических фигур, и от обыкновенных физических тел.

V. Arist. 306а 26—306b 3= Simpl. 648—650. По Аристотелю, учение о стихиях приводит к тому, что не всякое тело оказывается делимым. Математика даже идеальные тела делит, а платоники не хотят делить и физическое, лишь бы настоять на своем. Или часть огня не есть огонь, и тогда часть пирамиды и шара не будет пирамидой и шаром; или часть огня есть огонь — тогда пирамида и шар неделимы, и, значит, неделимы и физические пирамида и шар, т. е. не все тела делимы. В ответ на это Симплиций, опять–таки вслед за Проклом, отвергает приравнение пирамиды огню. Платон, по их мнению, говорит, что пирамида — σπέρμα{300} огня, а не самый огонь. Огонь же есть собрание пирамид, из которых каждая в отдельности не видна по своим малым размерам. Покамест огонь не разделился на множество огней, не может быть и речи о разделении пирамиды. Пирамида — не огонь, но στοιχεΐον{301} огня. И если она разделена, то часть ее не есть ни стихия, ни состоит из стихий, если только действительно она не разделена на пирамиды или на плоскости. Пирамиды — физичны, но они неделимы как тела, хотя все тела делимы. Они строятся особо. И тут опять в платонизме (Платон — Прокл — Симплиций) видим отделение стихий как от математических фигур, так и от физических тел.

VI. Arist. 306b 3—9= Simpl. 650—657. По Аристотелю, ввиду правильности фигур они не могут заполнить собою пространство так, чтобы не оставалось никакой пустоты. Значит, надо признать, что есть какие–то пустоты. Симплиций же утверждает, что пустые промежутки могут заполняться другими плоскостями и другими телами. Так, пустоты воздуха могут быть заполнены пирамидами огня. Да и по каждому роду тел одни имеют одну величину, другие другую, так что всегда есть возможность избежать пустоты. Аристотель, по–видимому, или мыслит тут по–прежнему чисто математические плоскости и тела, или гипостазирует их физически во всей их математической правильности.

Точка же зрения Симплиция совсем иная. Тела, о которых речь, суть для него характеристика самого пространства, и поэтому вопрос о несовместимости пространства для него имеет совсем другое значение. Любое пространство может иметь любые складки, любые впадины и любые узлы. И эти промежутки могут быть заполнены каким угодно иным пространством. Треугольники Платона — не физические твердые тела, но — конструкция пространства; что же касается самого пространства, то оно может иметь любую фигуру — треугольную, пятиугольную и т. д. Это уже будет вещная треугольность, а не пространство как треугольность.

VII. Arist. 306b 9—22= Simpl. 657—659. Аристотель, далее, отрицает возможность для стихий иметь определенную фигурность, так как фигура определяется тем, что ее окружает и сдерживает. По удалении последнего уничтожается и фигура. Да и Вселенная, ничем не сдерживаемая, не имела бы фигуры. Скорее, думает Аристотель, под стихиями надо понимать вообще материю, которая как таковая не имеет постоянного вида и формы. Симплиций, опять–таки словами Прокла, говорит на это, что отнюдь не физические цельности имеют фигурное строение, но их стихии, незаметные глазу. Фигурность же эта сохраняется потому, что в основе ее лежит нечто высшее, т. е., Симплиций хочет сказать, эйдос. Также и шарообразность целого вполне объяснима этой причиной, которая заставляет стороны огненной пирамиды сжиматься и искривляться, чтобы удовлетворить кривизне неба.