Античный город - [146]

Пафос высокого понятия гражданина, в любой момент готового возложить на свои плечи ответственность за судьбы отечества, имел основой (может быть, не всегда осознаваемую в явственной форме, но всё же смутно лелеемую) надежду разделить с ним и военные трофеи. Но что толку с добываемых его кровью побед, если все трофеи достаются кому-то другому? Поэтому разорение несовместимо ни с каким пафосом, а без стремления к подвигу и воин – не воин. Так что люмпенизация гражданина не могла не повлечь за собой и качественное перерождение легионов. Поэтому не случайно, что в эпоху империи основная масса в них – это уже не природные римляне, готовые жертвовать собой ради своего отечества, не представители италийских народов, а наёмники-варвары. Они воюют только за жалование, за трофеи… что им до воспетой интеллигентами высокой миссии великого города? Это уже не готовые жертвовать собой защитники отечества, больше того, с лёгкостью они перейдут на сторону любого, кто заплатит больше, охотно согласятся воевать даже против самого Рима. Кстати, именно так в конечном счёте и произойдёт: они предъявят ему свой счёт, потребовав от него именно то, что много раньше требовал от покорённых городов сам Рим – обладающей едва ли не экстерриториальным правом земли.

Война в той форме, в какой она была знакома Риму на протяжении многих столетий, уже к концу республиканского периода становится невозможной. Ещё какое-то время сохраняется остаточная инерция военной экспансии, но по большому счёту Рим уже полностью исчерпал свой ресурс, и, в сущности, единственное, что остаётся возможным для него, – это попытаться удержать завоёванное.

Но страшное не только в необратимом социальном перерождении общества, вернее, впрочем, сказать в прямом вырождении и римских граждан, и римских легионов. Владычество оказывается прочным только там, где есть подавляющее экономическое превосходство. Меж тем не развивший, не развивающий и, добавим, уже не имеющий возможности развивать свои производительные силы город оказывается не в состоянии обеспечить преимущество над всеми своими противниками. Больше того, в силу объективных следствий непрерывной военной экспансии центры развития производительных сил с перемещением ремесленного производства постепенно смещаются в провинции Рима, а это значит, что будущее – за ними, а уже не за Италией. Поэтому в долгосрочной перспективе господство метрополии может быть гарантировано только одним – подавлением развития всех, кто когда-то был покорён ею. Однако это очень опасный путь, к тому же такое господство не может быть прочным.

Заметим ещё одно – не последней важности для судеб Римской империи – обстоятельство. Рим дал мощный импульс развитию внутренней и особенно внешней торговли, но, как уже сказано, нисколько не способствовал развитию у себя ремёсел. Органический порок античного полиса, осознание ремесленничества как чего-то противоречащего самому духу свободы, в полной мере свойствен и ему. Занятие ремеслом – это ведь род услужения кому-то другому, более того – скрытая форма продажи самого себя тому, кто будет потреблять производимое; услужение и уж тем более самопродажа несовместимы с античной мифологемой свободы. Не развращённость бесплатными раздачами (хотя, конечно, и она тоже) – гипертрофированная гордость свободнорождённого рождает отвращение к труду, эта же гордынная спесь делает невозможным и свободное развитие ремёсел.

Между тем именно ремесленное производство (имеется в виду не существовавшее от самого сотворения мира домашнее, кустарное производство, удовлетворяющее индивидуальные потребности, но в первую очередь профессиональное городское ремесленничество) обладает одним существенным для формирования всех наций свойством, которое проявляется в способности соединять людей, делать их зависимыми друг от друга. Если угодно, делать принудительным совместное их существование и рождать общий интерес в совместном же совершенствовании всех сторон общественной жизни. Да, можно согласиться, что один язык, один закон, одни обряды действительно способны переплавлять этнические многоцветья в единые великие народы; но всё это требует столетий, – ремесленничество же, кроме всего прочего, обладает ещё и свойством ферментировать интеграционные социальные процессы. Национальное строительство идёт куда быстрее именно там, где ничем не сдерживается его совершенствование, где углубляется разделение труда и развиваются производительные силы общества.

Никакой технический прогресс общества невозможен без все углубляющегося разделения труда, или того, что сегодня называют диверсификацией производства, развития и дифференциации его орудий. Специализация работников на определённых видах профессиональной деятельности обеспечивает качественное совершенствование совокупного труда общества и повышение его производительности. Но это не только рождение новых видов деятельности и новых навыков к труду, – накопление интегрального опыта цивилизации – а значит развитие способности адекватно реагировать на все вызовы времени – стоит за всем этим.

Карл Маркс (1818—1883), великий немецкий философ, экономист, вовсе не случайно назовёт всю совокупность производственных отношений, то есть отношений, возникающих по поводу производства, распределения, обмена и потребления каких-то материальных ценностей, началом не просто цементирующим любое общество, но даже составляющим самую сердцевину его содержания, его суть. Чем более развита эта совокупность, тем более развито и (что, может быть, самое главное в рассматриваемом здесь контексте) спаяно, сплочено само общество.