Антарктида - [3]

Шрифт
Интервал

Мишка. Спасибо.

Запись 6

Отец Александр. Хорошо пошло… Потеплело. С можжевельником еще бывает хорошо.

Клюшников. А у тебя есть?

Отец Александр. Нету.

Клюшников. Вот не люблю, когда говорят, а при себе не имеют. И не достать здесь. Выходит хвастовство.

Отец Александр. Простите, ради бога. Я хотел с вами книгами поделиться. У вас старые-то тут читанные-перечитанные. Даже названий на корешках не видно. А у меня вот какие. Полчемодана заняли. Новые, просто прелесть.

Клюшников. У меня старые еще не испортились.

Левон. Я возьму… Ого, Достоевский? Неожиданно…

Отец Александр. А что? Я мирского не чужд! Я ж не старообрядец! Современный священнослужитель.

Клюшников. Конечно, Достоевский-то самый писк.

Отец Александр…Мало нас. Думал, дружить будем.

Клюшников. Дружить не будем, но выжить обязаны. Нас нет, и станции, считай, нет. Со страной без трех программ – ядерной, космической и антарктической – никто считаться не будет. Это уж не держава, а так… мелкая рыбешка. Мы сейчас и так помельчали, неизвестно, что дальше…

Отец Александр. Я вот думаю, как бы на нас не напали все, кто откололся-то.

Левон. Так это как змея выходит, которая свой хвост ест. Смысла никакого… Так можно бесконечно глотать и отделяться. Снова глотать…

Клюшников. Да уж. Если бывший союзный брат на брата поднимется, оба погибнут… Но чего только в истории не бывало, мужики.

Отец Александр. Слава богу, мы тут на целом куске льда сидим… Никто ничего не делит.

Клюшников. Почему на целом? Она ж между всеми странами как пирог порезана.

Левон. Думаете, они, отколовшиеся, и тут свою начнут отвоевывать?

Клюшников. Не сейчас, конечно… Вот освоим когда, все может быть. Сахару ж у папуасов никто не забирает, а на Москву сколько ходили… Ничто никого не интересует. Да в Евразии еще всю пресную воду не вылакали, газ не сожгли… Оставят пока Антарктиду запасной. Это ж, как погреб, где все в запасе лежит.

Мишка. И холодно, как в погребе…

Отец Александр. Успеть бы храм сюда привезти да укрепить, пока мир… С божьей помощью мы тут еще венчания проводить будем.

Мишка. Вот чем мне здесь нравится? Разговоров таких нет. Только сейчас, редко. Время от времени. А в основном все по делу, без перемалывания. Чего молоть? Все перемелется, мука будет. Нас никто не спросит. Ни меня, ни вас. Одинаково. Я гречку тоже буду! Да! Спасибо!

Запись 7

Клюшников. Прием! Прием! Вы слышите?

Радио. Да! Прием!

Клюшников. Находимся в точке семьдесят два градуса южной широты, восемьдесят пять градусов восточной долготы. Пятьдесят два градуса Цельсия. За сутки пройдено санно-гусеничным путем восемьдесят километров. Люди здоровы. Техника исправна.

Радио. Возвращайтесь назад.

Клюшников. Мы показатели не все по плану сняли. Мы ж георадаром.

Радио. Вам хватит топлива?

Клюшников. Хватит. Ты думаешь, мы не считая что ли вышли?

Радио. Вам нужно прерваться.

Клюшников. Как мы тебе прервемся? Это же съемка подледного ландшафта, а не в лодочке катанье! Двигаться надо!

Радио. Поставки топлива через три недели не будет. Центр просит вас перейти в режим экономии. Снимайте оставшиеся показатели и возвращайтесь на станцию. Вам нужно сохранить что есть.

Клюшников. Ваня, это ты?

Радио. Да, Петр Георгич.

Клюшников. Ваня, ты чё несешь? Мы тут зачем работаем вообще? Ты чё до выхода-то не сказал?

Радио. Раньше не было информации.

Клюшников. А ну-ка соедини меня…

Радио. Нет его.

Клюшников. Умер?

Радио. Жив.

Клюшников. А куда ж он, родимый, делся?

Радио. Сняли… Петр Георгич, я вас прошу. Тут такие дела…

Клюшников. У тебя там дела?! Ты слышал, чё я сказал? Пятьдесят два! После пятидесяти снег песком становится и подступает, как в пустыне!

Радио. Я знаю, Петр Георгич.

Клюшников. Я не сплю, мать твою, два дня, потому что ваш пацаненок от горной болезни по ночам задыхается! И я не знаю, сдохнет он сегодня или нет! Поп ваш от снежной слепоты уже сутки не работает… Ты мне тут про дела говорить будешь?

Радио. Возвращайтесь назад, побережете соляру и кислород.

Клюшников…Ваня, чё там у вас?

Радио. Тут все… Простите. Мы сообщили, как смогли. Тут «вторник черный».

Клюшников. Чё?

Радио. Во вторник рубль рухнул.

Клюшников. Какой на хер рубль? Тут полгода черные, а у них вторник!

Радио. Соляра дешевле газводы была, а теперь бриллиантовая. Берегите все, что есть. Мы не можем помочь. Извините. Конец связи.

Клюшников. Сучонок…

Левон. Зря шли?

Клюшников. Ну!

Левон. Может, тут переночуем?

Клюшников. Ага. Как в одиннадцатом и переночуем.

Левон. Не понял.

Клюшников. Шли, переночевали. Их завалило. Откопаться нельзя, как бетон же. Ждали, пока растает. Полгода.

Левон. Полгода?

Клюшников. Ну. А потом под лед ушли, когда растаял.

Левон. И все?

Клюшников. И все.

Левон. Тогда поехали.

Запись 8

Левон. А правда, что, если тут порезаться, рана не заживет?

Клюшников. На улице – да.

Левон. И просто истечешь?.. Интересная смерть.

Клюшников. Ты охренел совсем?

Левон. Ну я так. Теоретически.

Клюшников. А ты выйди да вдохни глубоко. И все. Вот тебе и пневмония. Тут много-то не надо. И тоже очень интересно.

Левон. Вы не думайте, что я планирую.

Клюшников. А я вообще про тебя не думаю.

Левон. Это очень страшно, что они топливо не привезут?


Еще от автора Ульяна Борисовна Гицарева
Птичье молоко

Выразительная социальная история про семидесятипятилетнюю бабушку, желающую найти себе названную дочь. Эта история про одиночество, когда у старушки нет ничего и никого, кроме одной, ещё более старой подруги. Но есть желание прожить остаток времени со смыслом, хотя прошлое ей кажется пустым, а жизнь неудавшейся. К концу пьесы мы неожиданно понимаем, что вся эта история была лишь подоплёкой для ток-шоу, извратившего все смыслы, сделавшего их глянцевыми, а потому – пустыми. После него, в реальности, ничего кроме одиночества не остаётся.


Благо

Главного персонажа пьесы зовут Алексей. Он оказывается невольным свидетелем смерти молодой девушки, выпавшей из окна. Алексей, не успевший и не смогший хотя бы как-то помочь ей, чувствует свою вину за произошедшее. Он ощущает себя чуть ли не убийцей. И это чувство толкает его к социальной активности. Он собирает вещи для благотворительной акции, посещает дом престарелых, берётся сводить в планетарий мальчика из детского дома… Везде он пытается найти способ очиститься от своего чувства вины. И это очень сложно, так как он будто потерял ориентиры и не совсем уже понимает, что по-настоящему хорошо.


Хач

Пьеса о том, что такое «свой» и «чужой», о доме и бездомности, о национальном вопросе и принадлежности к той или иной стране, культуре, обществу. На протяжении всего сюжета перед нами предстают самые разные люди, но в каждом из них национальность подчёркнута. Русская девушка с мужем колумбийцем, которого бьют в России и который уговаривает жену уехать в Австралию, где… они оба оказываются людьми третьего сорта. Гастарбайтеры, одолеваемые завиральными, но абсолютно романтическими идеями. Американка и её муж чех, педалирующий своё немецкое происхождение.


Спичечная фабрика

Основанная на четырех реальных уголовных делах, эта пьеса представляет нам взгляд на контекст преступлений в провинции. Персонажи не бандиты и, зачастую, вполне себе типичны. Если мы их не встречали, то легко можем их представить. И мотивации их крайне просты и понятны. Здесь искорёженный войной афганец, не справившийся с посттравматическим синдромом; там молодые девицы, у которых есть своя система жизни, венцом которой является поход на дискотеку в пятницу… Герои всех четырёх историй приходят к преступлению как-то очень легко, можно сказать бытово и невзначай.


Рекомендуем почитать
Гондла

Гондла – жених незавидный, он некрасив и горбат, к тому же христианин, но он ирландских королевских кровей. Невеста – Лера – исландская красавица, знатного рода. Ей бы больше подошёл местный жених – Лаге. Он силён, красив и удачлив, почитает языческих богов. Лаге предлагает назначить поединок за сердце Леры. Гондла отказывается от драки, очаровывая слушателей игрой на лютне, пока не появляется отряд ирландцев и Гондла не становится королём двух островов. Он собирается крестить исландцев, но те противятся и в разочаровании Гондла убивает себя мечом во имя Спасителя.


Баба Шанель

Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.


Сослуживцы

Пьеса «Сослуживцы» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова стала основой для сценария к одному из самых любимых зрителем советских фильмов – «Служебного романа» 1977 года. Сюжет знаком многим: статистическое учреждение, его начальница – «синий чулок» Людмила Прокофьевна, ухаживающий за ней старший статистик Новосельцев и их коллеги, наблюдающие за развитием «романа на рабочем месте».


Мнимый больной

Последняя пьеса французского комедиографа Жана-Батиста Мольера, в которой он сыграл свою последнюю роль. Герой комедии-балета, Арган, – то ли домашний тиран, нарочно выдумавший болезнь, то ли одинокий чудак, пытающийся укрыться от равнодушия окружающего мира. Перечни лекарств и процедур становятся фоном для различных баталий – за кого отдавать замуж дочку, как молодому влюблённому найти общий язык с упрямым стариком и как оценивать медицину…