Анна Ярославна. Русская королева Франции - [2]

– Дай тебе волю, Берта, так ты заглотишь его целиком! Как свиную отбивную.

Анна жестом остановила поток их вольностей. Снизу уже доносились голоса гостей, среди которых выделялся хриплый бас ее мужа и незнакомый бархатистый баритон.

– Дорогой мой Рауль, наконец, вы изволили посетить наши скромные владения, – намекал Генрих на графство Валуа, славившееся своим богатством. – Вырвались из своей неприступной крепости, словно после нескольких лет заключения.

– Так и есть. Так и есть. Меня держали буквально на хлебе и воде и заставляли делать детей одного за другим, – расхохотался граф, в свою очередь, намекая на бездетность короля.

Обменявшись парой колкостей, мужчины благодушно уселись перед камином за чарочкой вина. Им было что обсудить. Герцог Нормандии Вильгельм II, этот маленький завоеватель, которого Генрих самолично посвятил в рыцари и возвел в титул герцога, что-то слишком возгордился и возжаждал независимости не только от своих баронов, но и от своего сюзерена. Рауль надеялся в этой войне получить свою долю выгоды, поэтому с удовольствием разжигал ненависть и страхи короля.

– Подумайте только, поговаривают, что этот бастард отрубил всем жителям Алансона ноги и руки только за то, что они обозвали его скорняком.

– Почему скорняком? – удивился Генрих оскорблению, а не жестокой расправе.

– Это неважно. А важно для нас сейчас вот что, – Рауль покрутил инкрустированный драгоценными камнями кубок перед огнем. – Дядя Вильгельма хочет власти и просит у вас войск и союза в борьбе против своего племянника. Граф Анжуйский, этот грубиян и невежа, готов тоже заключить с вами договор. Мы натравим их всех друг на друга, а сами будем сидеть и ждать, что же из всей этой кутерьмы получится, и где мы сможем ухватить кусочек благословенной французской земли.

Генрих про себя восхитился хитростью и беззастенчивостью графа, а вслух сказал:

– Все это, конечно, хорошо, но кто-то должен будет за ними присматривать и направлять. А кому, как не тебе, я смогу доверить такое важное дело. Рауль, я дам тебе столько людей, сколько ты попросишь, но казна моя пуста. Если ты сможешь отвоевать нам земель, то мы поделим их поровну. Ты и я.

Де Валуа прикрыл глаза и несколько долгих минут блики огня плясали на его лице. Соблазн был велик. Тем более, сейчас никто не держал его дома. Вечно больная и умирающая Алиса все же почила, как и обещала в течение долгих лет. Дети находились под надежной опекой нянюшек и вышколенного штата прислуги. Война и походная жизнь уже грезились Раулю, когда он, открыв глаза, внезапно остолбенел от дивного видения: по длинной витой лестнице спускалась светловолосая богиня. Укутанная в меха и драгоценности, она разливала вокруг себя сияние и тепло.

Мужчины поднялись навстречу дамам. Генрих подал королеве руку и подвел ее к графу.

– Рауль, представляю вам мою жену Анну. Она необыкновенна умна и, как и вы, любит до чрезвычайности охоту.

– Рада видеть вас в нашем доме. И соболезную вашей недавней потере. – Анна медленно подняла свои тяжелые ресницы и посмотрела на него пристально. Он, словно мальчишка, не знал, что сказать. У него отнялся дар речи. У того, который мог заговорить галантностями весь французский двор так, что за ним табунами ходили не только молоденькие девчонки, но и их зрелые матроны мамаши. У того, кто лил мед в их нежные уши и раскаленное олово на их сердца. В то время, как его сердце оставалось холодным и бездвижным. Теперь оно трепыхалось, словно маленький, пойманный в сети зверек.

– И я бесконечно рад, сударыня. Надеюсь, что завтра вы окажете нам честь присутствовать на псовой охоте, которую ваш супруг устраивает в честь моего приезда.

Анна радостно вспыхнула и бросила быстрый взгляд на Генриха. Он кивком подтвердил слова Рауля.

– Конечно, я и мой господин с удовольствием поучаствуем в забаве.

– О нет, нет, – замахал руками Генрих. – Уж позвольте мне, старому больному человеку, провести утро как обычно, в своем удобном кресле со стаканом теплого молока. Я полюбуюсь на вас из окна своей опочивальни.

Рауль поклонился, соглашаясь с доводами своего сюзерена. Анна покорно склонила голову.

– Что я люблю, дорогой мой, в русских женщинах – так это их ум, конечно же, и необыкновенную неразговорчивость. Там, где француженка нагородит целый лес бессмысленных фраз, славянка скажет лишь одно, но такое поразительное по своей меткости слово, что диву даешься – откуда в этой стране, дикой и варварской, взросли сии экзотические плоды.

Рауль усмехнулся и игриво подмигнул Анне. А когда они двинулись в обеденную залу, он успел шепнуть ей на ухо:

– Значит, дикая и варварская страна? Экзотический плод? Я желаю непременно услышать об этом из ваших собственных уст, моя королева.

Анна вздрогнула от его шепота, словно от удара хлыстом. Его дыхание лишь коснулось ее завитков, а губы пронеслись в нескольких дюймах от ее кожи. Но ощущение было такое, будто он сотворил с ней нечто до ужаса неприличное. На виду у всех. На виду у мужа. Но никто, кроме нее, ничего не заметил. Берта непрестанно вертелась у Рауля за спиной, а Агнесс корчила сладострастные рожи. Генрих планировал расстановку сил в предстоящей войне с Вильгельмом. Поток его болтовни иссяк только когда подали жаркое. Анна же ничего не могла есть. Впервые ее окатила столь горячая волна чужой страсти. И она не могла ей противиться. Ее уносило огромными волнами в открытое море. Туда, вперед, к неизведанным берегам. Она сидела за длинным столом, заставленным всевозможными яствами, и не знала, куда девать руки и глаза. Анна знала, что он смотрит на нее непозволительно долго и пристально. Так, как не должен смотреть слуга на свою госпожу. Наглым обожающим взглядом. Ни один мужчина не смел так вести себя с ней. А если бы и посмел, то она смогла бы достойно ответить, оставаясь такой же спокойной и невозмутимой, как всегда. Но он… Он что-то сделал с ней такое, что парализовал ее волю, ее душу и тело. Всего за несколько минут знакомства. Так вот он каков, этот Рауль де Крепи де Валуа. Покоритель сердец. Но она же не какая-то там дурочка горничная или глупышка Берта. Она – королева Франции. Она – дочь великого князя Киевского. Она… И снова дрожь наслаждения и страха прошла по всему ее телу.